К тому времени, когда Бубенчикова наконец нашли, обшарив предварительно весь лагерь, и привели к воротам, Лева с начкаром успели трижды изойти холодным потом. Один только Раатхакс взирал поверх шлагбаума все с тем же презрительным негодованием на лице. Завидев Бубенчикова, он несколько оживился и бросил переводчику что-то на своем языке.
— Он спрашивает, чем мы можем объяснить свое вероломство? — эхом откликнулся Лева и, опомнившись, добавил: — Товарищ Бубенчиков.
— О чем это он? — недоуменно поинтересовался замполит, наслаждавшийся своей победой над гэбистом после жалобы на последнего. Последовал обмен невразумительными фразами.
— Он говорит, — перевел Лева, — что… кажется, разбойники… вооруженные нашими громобоями, напали на мирного купца в пределах владения Бхаалейн. Купца убили, охрану убили… единственный… в общем, кучер отсиделся в кустах и добрел до замка.
— Твою мать, — прошептал Бубенчиков и машинально одернул исполнительного Шойфета: — Это не переводить!
Замполиту начинало казаться, что он совершил серьезную ошибку, связавшись с местными робин гудами. Он с самого начала был невысокого мнения об интеллекте туземцев, но разбойники, кажется, могли взять все призы на конкурсе идиотов-самоучек. Это же надо было додуматься — нападать на проезжих в землях здешнего феодала! Мало того что палить при этом из автоматов — оставить свидетеля! Даже показалось, что Краснов заранее предвидел такое.
Пузатый управляющий снова что-то прогудел.
— Коун Раатхакс спрашивает, — перевел Лева Шойфет, — готовы ли мы ответить за эти преступления?
— С какой стати? — взвыл Николай Марксленович. Заткнуть переводчика он уже не успел. Лева выстрелил в Раатхакса коротенькой фразой, на что управляющий, побагровев, прорычал что-то, на слух показавшееся гэбисту совершенно нецензурным.
— Мы должны отвечать за преступления своих людей по Серебряному закону, — автоматически оттарабанил Лева. — Иначе… слово, данное клятвопреступнику, не имеет силы.
Замполит лихорадочно прокручивал в голове варианты. Если туземцы обвинят группу межпространственной помощи в прямом обмане — а с них станется, дикие люди, — и откажутся от уже достигнутых соглашений… с Бубенчикова снимут голову, особенно в свете закатанной майором КГБ истерики по поводу вооружения разбойников. Как пить дать.
— Переводите буквально, — услышал он собственный голос. — С чего он взял, будто это наши люди?
Лева удивленно посмотрел на своего начальника, но перетолмачил его слова на эвейнский.
— Потому что у них было наше оружие, — пришел через него ответ Раатхакса.
В который уже раз генерал-майор пожалел, что сам не знает эвейнского. Без посредников было бы куда проще… но допускать здешних телепатов к себе в голову он не собирался, а выучить язык по старинке все времени не было. Да и зачем — в конце концов, еще лет десять-двадцать, и вся здешняя интеллигенция будет учиться в приюте для убогих имени Патриса Лумумбы.
— Если кузнец делает меч, он не в ответе за тех, кто этим мечом убивает, — проговорил гэбист. — Мы продали этим людям наше оружие. У вас есть чародеи. Они могут противостоять такому. — "Ну да, — мелькнуло у него в голове, — мы же не стали дарить этим уркам минометы и гаубицы". — Мы не в ответе за то, против кого поднимут наш меч.
— Значит, это не ваши люди? — спросил Раатхакс, выслушав перевод. — Они не ходят под рукой вашего владетеля?
Бубенчиков решительно покачал головой.
— Передайте ему, — проговорил он, — что мы решительно против убийства мирных жителей и что так поступают только негодяи.
Лева разразился многословной тирадой, экспансивно размахивая руками. Управляющий прервал его и что-то пробурчал негромко.
— Он говорит… — Лева покраснел, — чтобы мы впредь не торговали своим оружием… Нет, не так. Чтобы мы не продавали его тем, кто нарушает Серебряный закон. Это не требование — по закону он не может указывать нам, чем и как торговать. Но… — Он переспросил что-то у туземца и продолжил:
— Есть разница между… законом и обычаем… порядком… Нет… — Он напряженно потер лоб в поисках подходящего слова. — Вот! Понял! Порядочностью.
Замполит мрачно воззрился на управляющего. Раатхакс ит-Ллайшар иронически усмехнулся и, с неожиданным для столь дородного мужчины проворством запрыгнув в седло, развернул коня.
— Черт! — ругнулся Бубенчиков. — И что это должно было означать?