Сплюнув, Батур раздраженно бросил подкову в кузнечный горн, взметнувшие искры чуть не попали в лицо, крикнул:
- Ладко!
За мешками с углем и соломой пискнуло, высунулась сонная перепачканая мордашка, опять задремал прямо в кузне, скрутится в уголке калачиком, и грохот не мешает, главное тятя рядом. Вымаранные кулачки потерли припухшие веки, зевнул, перекатившись, резво вспрыгнул на ноги.
- Опять сморило? - хохотнул Батур. - Говорил не ходить спозаранку в кузню.
- Я не спал! - малец обиженно поджал губы. - Так, ежель совсем маленько.
- Ежель маленько, тогда ладно, - кузнец ласково взъерошил волосы сына. - Мне отлучиться надо, а ты раздувай огонь пока не вернусь. Справишься?
- А как же! - просиял Ладко, довольный, не часто тятя важное поручает. - Надолго?
- Что надолго?
- Отлучишься?
- Нет. Один вопрос справлю и мигом обратно, - бросил через плечо Батур, вышел из кузни.
В два счета он догнал северянина, продолжавшего толкать бочку, поравнялся, небрежно спросил:
- Помощь нужна?
Трувар, одна бровь в удивлении выползла на лоб, покосился, что за безумец сомневается в его силах. Левая нога уперлась в землю, бочка жалобно всхлипнула, всплеснула содержимым от резкого толчка.
- Справляюсь, - буркнул он раздраженно.
- Не многие могут похвастать такой силой, - заметил Батур, хмыкнул, быстро добавил, пока северянин не послал обратно в кузню, - На охоту ходок?
Трувар озадачился, притормозил, на кузнеца посмотрел с сомнением - в здравом ли тот уме. Батур не смутился.
- Завтра пойдем вепря гнать спозаранку...
- Ты ж кузнец!
- Что с того? - хохотнул Батур, зубы блеснули крупные, ровные, здоровые, - Из кузни теперь что ль не высовываться?
Сбитый с толку, Трувар выпрямился, содержимое бочки глухо бультыхнулось от резкой остановки, повисла неловкая тишина. Лучи утреннего солнца, по-весеннему ласковые, упали на густые ресницы мужчины, сделав серьезный взгляд более выразительным. Брови постепенно сошлись на переносице, казалось, даже молодые листья деревьев ощутили растущее напряжение, тихонечко зашуршало, стихло.
- К чему клонишь, кузнец?
- Меня зовут Батур, - добродушно напомнил тот, на хмурую физиономию не реагировал.
- Добро, Батур, к чему клонишь?
- Подумалось, - нарочито медленно, поддразнивая, протянул кузнец, глянул исподтишка, отмечая мужество и выдержку северянина, - подумалось, чего не спросить? Авось до охоты охочь, дык, можно во лесок сходить, поохотиться. Ты как?
Лицо Трувара просветлело, брови разгладились, даже улыбнулся. Рядом опустилась горлинка, сложила крылья, закурлыкала. Кузнец приметил, добрый знак, ежель птица не боится, в человеке зла не таится. Ну или так глубоко, что сразу не приметишь.
- Чего ж не поохотиться. От такого разве что дурак откажется, охотник никогда.
- А ты видать знатный охотник?
- Видать, - буркнул северянин.
- Вот и ладно, - добродушно сказал Батур, ногой отпихивая голубку. Наглая пернатая сперва потопталась возле северянина, принялась урчать, поклевывать. - Выходим с рассветом. Сбор у дома Хатибора. Ну и раз уж нечем тебе подсобить, пойду в кузню, я ж кузнец! Ха-ха-ха...
Гортанный хохот метнулся в воздухе, распугав сидевших на ветках птиц, переполошившееся воронье взмыло к небу, пронзительно каркая, а кузнец зашагал обратно, продолжая потешаться над, казавшейся ему невероятно удачной, шуткой.
Трувар пожал плечами, к русичам привыкнуть надо, покатил бочку дальше.
Среди толпы он вращался до полудня. Золотой диск выбрасывал огненные стрелы, подогревая день, воздух пьянил свежестью, отдаленно пахло речкой. Столы ломились от яств: мясные пироги, копченые на кострах осетры, вареные раки, соленья, квашенья, зажаренная до румяной, хрустящей корочки дичь, зайчатина, натертая горькими травами, чесноком. Глаза разбегались от изобилия пищи, приготовленной гостеприимным народом. Все это источало такие ароматы, слюни текли по подбородку, успевай вытереть, не то рубаху замочишь.
Присутствовать на вече с братьями Трувар отказался, отослав мальчонку присланного Ререком, сославшись на занятость важным делом. Стоило явиться на зов нареченного князя, призванного объединить племена, но северянин знал, все уже решено, оставалось уточнить несущественные детали, в этом вопросе и без него обойдутся.
Старшего брата он увидел издали. Шаги Ререка тяжелые, стремительные, губы поджаты, брови сдвинуты, брат гневается, сейчас будет отчитывать. Синевус маячит за широкой спиной старшего, что-то шепчет, видать подначивая, а как же, кляузничать одно из его любимых занятий. Трувар вздохнул, братьев он любит, но вот такие моменты жутко раздражают.
Рука Синевуса резко взметнулась, палец затыкал в сторону младшего, вскинувшись, оба кровных родственника сменили угол направления.
Ререк, не успев дойти, начал бухтеть с ходу:
- Ты должен был прийти нынче! Вече и для тебя созывалось! Что за важное дело, кое нельзя отложить, ежель я нуждаюсь в тебе?
- Остынь, брат, - Трувар добродушно улыбнулся, чего пылить зазря, все простится, забудется, синица еще зернышко склевать не успеет. - Вече сие не последнее. Вот тебе мое слово, отныне буду рядом всюду, куда позовешь.
- То-то же, - пожурил Ререк, силясь нагнать виду хмурости, долго на младшего брата злиться не получается, давно эту слабость за собой приметил. - Что ж за дело такое, от коего не оторвать тебя было?