Вдруг чья-то рука схватила неожиданно, дернула, потащила. Ясна пискнула, грозно уставилась на коренастого, одного с ней роста юношу, глазки маленькие, хитрые, волосы взлохмачены, как воронье гнездо.
- Баян, - выкрикнула она раздраженно, - нечего меня хватать своими ручищами!
- А ему можно?
- Не твоя забота!
- Ишь ты, прыткая какая! Недалече как снег растаял со мной сено мяла, а теперь чего, нелюб стал?
- А ежель и так, я тебе не жена, нечего за мною таскаться!
- На княжича глаз положила? Ну так знай, ненужна ему, а я завсегда рад.
Ясна выдернула руку, подбородок вздернула, фыркнула, пошла прочь не оборачиваясь. Баян крикнул вдогонку:
- Иди, иди, еще свидимся, сама ж придешь в ножки кланяться! А я ждать буду!
Буравящий взгляд Ясны Трувар чувствовал на спине пока не нырнул в толпу. Хлопнул себя по лбу, дурень, время то подпирает, развернулся в сторону Клятвенного Холма, ускорился.
Стемнело быстро. Бесконечное множество ярких мерцающих искр, не обозреть, не сосчитать, усыпало высь. Бледно-желтый, призрачный диск цепко ухватился, повис в мрачной синеве небесного полотна, щедро разбрасывал дымные, серебряные нити.
Музыка стихла, народ тянулся к пику, где расположенные по кругу, неистово полыхали жаркие церемониальные костры. Потрескивало, шипело, алые языки пламени лизали черную высоту ночи, искры выметывались яркие, как светлячки.
Трувар увидел братьев в центре круга, вступил, поравнялся, плечем к плечу встал с Ререком.
- Успел-таки, - голос брата тихий, вкрадчивый.
- Сомневался?
- Нет, ежель только не девки касается...
- А ты и узрел, - цокнул языком Трувар. - Это Синевус девкам под подолы мастак лазать.
- А ты нет? Они ж тебя, как слепни быка - облепят не сгонишь.
- Что с того?
- Грех не пользоваться!
Трувар пробормотал что-то нечленораздельное, старший брат хохотнул, средний насупился, обиду проглотил молча.
- Ведут! Здоровенный! Ведут! Ведут!- шепот покатился в толпе, смолк.
Время шуток кончилось, божба на крови дело серьезное. Брови Ререка сшиблись на переносице, лицо окаменело, губы сжал плотно, аж побелели.
Четверо коренастых, крепких мужей, заарканив исполинских размеров буйвола, тащили его к центру сборища. Тот отчаянно упирался, мычал, чуя неминуемую гибель. Неожиданно резко вскинулся, толпа охнула в один голос, толстые канаты натянуло, дернули передних мужиков, едва не напоров на громадные острые рога. Удержали с трудом, бык взревел, попятился. Широкие ноздри раздуваются, железное кольцо ходуном ходит, в таращащихся, налитых недоброй кровью глазах откровенная ярость.
Все четверо навалились, пересилили, копыта, вспахав землю, грохнули, туго зашагал к центру Клятвенного Холма.
Из толпы выступил Хатибор. В одной руке ритуальный клинок, с резной рукоятью из волчьей берцовой кости, другая сжимает толстую ножку железного кубка, драгоценные камни на чаше поблескивают, ловят блики костров, вспыхивают.
Хатибор подошел к Ререку, поклонился, дело осталось за малым. Великий Князь протянул руки, в ладони легло теплое, твердое, предметы по весу примерно одинаковы, сжал крепко, решительно.
Не медля шагнул к жертвенному буйволу, вздрогнул. Острое лезвие клинка зловеще сверкнуло в золотых отблесках кострового пламени, плоть разошлась, из горла обезумевшего животного хлынула багровая струя. Не дрогнувшая рука поднесла кубок, за мгновение сосуд до краев наполнился вязкой, липкой, горячей кровью.
Старосты обступили избранного единого вождя, Хатибор распахнул на его могучей груди льняную рубаху, большой палец погрузился в кубок, пачкаясь багровой влагой.
- Кровь - сие есть жизнь, - пояснил старец, голос тверд, чист, на лице ни мускул не дрогнул. - Распоряжаться ею надо с разумом, - рука взметнулась сначала ко лбу Ререка, прочертил кровавый след на середине чела. - Проявлять добросердие и волю справедливую, - опустился к груди, мазнул в области сердца. - Но железной рукой власть держать, ибо слабость ведет к падению, - поднес палец к кистям рук, и без того в алых брызгах, помазал, - богов и людей призываю во свидетели, ибо сын земель севера отныне нарекается сыном земель русичей, дабы править единым народом, служить верой, правдой и почитать богов и законы наши, как свои собственные.
Ререк склонился перед старостами, повернулся, поклонился людям, выпрямился. Кивнул братьям, подзывая. Блики костра высветили его серьезное лицо, глубокие складки, залегшие меж сдвинутых бровей, признак суровости, готовность принять удел судьбы. Великая ответственность отныне на его плечах. И только братья достойная опора, подмога.
Хатибор помазал Синевуса и Трувара.
- Отныне вы "руки" и "глаза", и иные "члены" Князя Великого. Наделимо вас властями с дозволения оного, что речь будет, исполняйте, али люду толкуйте, дабы мир, согласие не нарушались. В случае гибели Великого Князя, по жребию, займете его место, дабы не менять ветви рода правящего.
К середине ночи все клятвы, обряды и гуляния остались позади, тлеющие угли угасающих костров потрескивали, плюя мелкие искорки, легкий ветер подхватывал затухающие блестки, кружил в последнем танце.
Трувар понуро глянул на умирающий огонь. Пути отступления перекрыты, свершилась великая божба, он верен брату, а значит исполнит волю судьбы и будь, что будет.