- Вот это находка, - озадаченно проговорил он, приблизился к брату, - кто это?
- Если б я знал, в лесу была, одна, к прочему... нагая.
- Ты отдал ей свою одежду?
- Сам видишь. Чего ржешь, говорю же, на ней ни клочка не было, - в пол тона, с явным раздражением проговорил Трувар, и уже громче приказал, - Хакон, найди одеяла, отведи... эм... Аветту ближе к костру и дай чего-нибудь съестного.
Воин кивнул, сделал шаг в сторону Берегини, замер, остановленный мощной хваткой Трувара за предплечье, тот наклонился и произнес так, чтоб услышал один Хакон:
- Не подпускай к ней Кнуда! Понял?
- Понял, - ответ прозвучал также тихо, как и вопрос.
- Ступай.
Краем глаза Трувар наблюдал за тем, как Хакон подошел к сереброволосой, принялся жестикулировать в попытке объяснить, что от нее хотят, тыкал пальцем в направлении костра, повторял: "К огню пойдем, погреешься, поешь. Ну чего глядишь? Пойдем, говорю, к огню пойдем, погреешься, поешь...".
Берегиня водила глазами, слишком много людей, притихли, пялятся, зато этот дурень пляшет, как тетерев на токовище, чуфыкает чего-то, крыльями машет. Хакон потыкал пальцем еще немного, тяжко выдохнул:
- Ты вроде б не глухая.
Его рука потянулась к тонкому предплечью девушки, хрустнуло, взвыл. Берегиня схватила толстый палец Хакона, вывернула, тут же отпрыгнула. Гибкое тело напряглось, если человек атакует, даст отпор, ощетинилась, пригнулась, скрючившиеся пальцы, готовые вонзить ногти, расцарапать до крови кожу, подрагивали. Прыгнула неожиданно, резко, Хакон повалился на спину, заорал так, что проснулось воронье, взмыло с веток, растаяв в ночи.
Выпучив глаза воин ухватился за плечи дикарки, отталкивая. Та вцепилась мертвой хваткой, зубки остренькие, белые, оскалилась, сейчас головой дернет, и прощай глотка, вырвет, еще и сожрет не поперхнется.
Помощь явилась неожиданно. Трувар подскочил сзади, сильные мощные руки обвили тонкий гибкий стан, рванул Берегиню на себя, стальные объятия притормозили неистовое сопротивление. Брыкаться, лягаться девушка перестала лишь почувствовав, как хрустят кости, сжимаемые тисками мужского охвата.
Северянин повернул Аветту, притихшую в кольце его сильных рук, заглянул в лицо, во взгляде плещется зеленый шквал, грозит пролиться яростным полымем. Встряхнул дикарку, пыл вроде немного угас, сердечко так стучит, что ему слышно, глаза переменились, недоверчивые, распахнутые, в глубинах... страх, а по началу не распознал.
- Тише, - шепот легким ветерком слетел с уст Трувара, в глаза смотрел по прежнему, не отрываясь.
Внезапно напрягся, тело отреагировало самовольно, бурно, девушка то нагая опять, куртка в прыжке слетела с ее плеч, бесформенной грудой в стороне валяется. Налитые крутые груди вызывающе прижались, его тонкая льняная рубаха не спасает от жара, трепета разгоряченной девичьей плоти.
Трувар судорожно сглотнул, ком в горле рухнул в желудок пудовым булыжником. Хватку слегка ослабил, но Аветта не шелохнулась, тесно прижатая, она неотрывно вглядывалась в бесконечную синеву строго смотрящих глаз, притихшая, словно покорившаяся могучей силе, несгибаемой воле мужчины.
- Хакон, - крикнул северянин, борясь с неистовой тягой, - неси одеяла!
Не сопротивлялась, ни обволакивающей стан плотной ткани, ни легкому напору, подталкивающему к костру. Берегиня ощущала трепет от касаний Хранящего Тень, от его неистовой мужской власти, стиснувшей ее человечью плоть. Она все еще пребывала в оцепенении неиспытанных ранее чувств, гипнотических, будоражащих, необузданных. Странный озноб колотил хрупкое тело, ни огонь, к которому она подсела, ни укутывающее одеяло, не унимали чувственной дрожи.
- Попей, - предложил подошедший Ярек.
Усевшись рядом он протянул бурдюк с родниковой водой.
- По-пей, - отрешенно выдавила Берегиня, потянулась к предлагаемой вещи, покрутила в руках, рассматривая.
- Чистая, не отравлена. Пей, не бойся.
- Чистая?
- Вода.
Аветта припала к горлышку, несколько сделанных глотков освежающей струйкой потекли в горло, затянувшееся напряжение ослабло, улыбнувшись, чинно приподняла бурдюк.
- Вода!
- Чудная, - хохотнул Ярек, протянул, заблаговременно взятый из походного мешка, ломоть черствого хлеба, - пожуй, - и едва слышно, задумчиво, почти одними губами, добавил, - Берегиня.
Смысл обращения сереброволосая поняла инстинктивно, напряглась, во взгляде, настороженном, предупреждающем мелькнули зеленые искры, охотник поспешно залепетал:
- Не бойся, я ж никому...- Ярек перешел на шепот, девушка кивнула. - Я сразу заприметил, не сразу поверилось. Ты зачем к людям вышла? Не в жисть не думал, что вот так воочию Сереброликую зреть буду.
Аветта прищурилась, рука взметнулась к правому уху, затем накрыла рот, пару раз мотнула из стороны в сторону головой.
- Что? Толкуемое разумеешь, а говорить не выучилась? Выучить тебя, что ли?
Берегиня интенсивно закивала, серебряные локоны заходили волнами, рассыпались по спине, плечам.
- Дело не сложное, - Ярек от удовольствия даже раскраснелся, багровые пятна расползлись по щекам, шее.
Аветта крутанулась, тонкий пальчик потыкал, указав на остальных, приложила к губам, шикнула.
- Обижаешь, Берегиня! С чего бы мне болтать, да и кто мне поверит, разве что Станевук... Да и то сам догадается, но никому...
- Не го-ворить, - прошипела сереброволосая.
Ладонь ее легла на левую грудь, пальцы скрючила, впила в тело в области сердца, рванула пустоту, выбросив руку вперед, сжатую в кулак. По упавшей на лицо тени, потемневшему взгляду, Ярек понял, что тайна, хранимая Берегиней, будет стоить жизни любому, кто посмеет осквернить ее. Кивнул согласно, шумно сглотнул, на лбу выступили бусинки пота.