- Не пристало тебе хорониться! Ты - Берегиня, Сереброликая Медведица, Мать, Заступница и Хозяйка Леса, Хранительница Врат Нияна, люди пужаются, да почитают твою медвежью суть.
- Не мою, - нахмурилась девушка, - они почитают прежнюю Сереброликую Берегиню, не меня.
- Тьфу на тебя! Ты ж то и еся прежняя Берегиня, вы одно целое! Уж битые лета твержу! Да, у тебя было две матери, человеческая - в чьей утробе проросло отцово семя, и духовная, что в тело вдохнула жизнь, и обе покинули земной удел ради тебя, отдав все, что имели.
- Выходит, не все человечье худо?! - хохотнула Берегиня, прервав очередную обрушившуюся тираду лешего.
- Не глумись, несносное дитя, - пожурил старичок, но взгляд его смягчился, губ коснулась легкая улыбка, через миг растаявшая, смытая отпечатком печали. - Послушай, бремя, что легло на твои юные плечи тяжко, но что исполнено не переменишь.
- Знаю, - голос сереброволосой не выражал чувств, веселость сменилась покоем, безысходностью. - Не тревожься, мне по силам заповеданное богами, лишь изредка человечья кровь берет верх, но и с этим я способна совладать.
- Не переусердствуй.
Берегиня окинула старичка пытливым взором. Не это ли он хотел услышать из ее уст? Что готова защищать лес, сил достаточно, вздорность юности проходит, разум наполняется зрелыми, отчетливыми мыслями и осознанием необходимости исполнения долга! В чем же она переусердствует?
- Что речешь?
- Боги не спроста остановили на тебе выбор, их замысел даже мне не распознать. С малых лет приглядываю за тобой, но по сей день не могу измерить сколь тобою почерпнуто могучести. Та сила глубоко внутри таится, дай безмерную волю, худо будя!
- Опять худо! - раздраженно фыркнула Берегиня, подумала, успокоилась. - Время покажет, - прошептала она, леший прав, обретенная при рождении мощь нарастает, переполняет, туго поддается контролю.
Сереброволосая тяжело вздохнула, тема утомительная, не из приятных. Вскинув голову, ладонь поставила козырьком, резко сменила разговор, перенаправив внимание на приближающегося ворона.
- Гавран уже здесь.
Леший осуждающе покачал головой, мол, разговор не кончен, но огромная черная птица, подлетев вплотную, завладела его вниманием. Хлопнуло, присвистнуло, последний взмах мощных крыльев, тонкие сухопарые пальцы обхватили ветвь насколько смогли, кора лопнула под давлением острых длинных когтей.
- Что принес нам поведать, старый друг? - старичок поерзал в нетерпении.
Склонившись к едва успевшему примоститься удобнее ворону, леший пристально заглянул в его мутнеющие, старческая слепота разрастается споро, глаза-пуговки, вещая немой вопрос, в последнее время сильно тревоживший вековой разум.
Неподвижность птицы указывала на сосредоточенное бессловесное общение, черные перья, отливающие на свету мрачной синевой, трепетали, напряженное тело подрагивало. Образы, эмоции, чувства, леший жадно впитывал все, что мог предложить вестник, складывал в последовательную линию, воссоединяя целостность образа.
Острота вещания возросла и Гавран, истощив запасы виденного, отпрянул. Пронзительное, хриплое карканье вырвалось из глотки, спугнув мелких птиц, в рассыпную взметнувшихся с веток.
- Тише! - пожурил старец. - Чего горланишь? Вона мелочь распужал!
- Что он принес? - Берегиня подалась вперед, стараясь не упустить ни единого слова.
- Дурное, - леший покачивался, кустистые брови хмурил. - Чужаки прибыли из-за большой разлившейся воды. Трое из них рода древнего, силами ведают, что ни каждому богу совладать. Они могут отворить Врата Нияна. Тени, что за плечами ихними - неведомые, мрачные - колдовскою силою правят. Но...
- Но? - нетерпение девушки возрастало.
- На Тенях сих печати.
- Что это значит?
- Али чужаки не знают, какой мощью владеют...
- Аль?
- Али намеренно наложили печати затвора, скрепили Тени, и всю ворожбу, что те источают.
- Что ж, - сереброволосая склонила голову набок, размышляя над сказанным, - время справит, что не изведано, а мы поглядим, нет нужды пока шибко тревожиться.
- Ох, не знаю, дитя, - прошептал леший, во взгляде его таилась мука, - ох, не знаю....
Центральная городская площадь гудела в суматохе, массивные деревянные столы, стащили в общий длинный ряд, наполняли яствами. Люди тянули, копошились, стучали, толкались, как мураши, раздобывшие дохлого кузнечика, теперь силились растащить по кусочкам, все на пир, в общество. Всенародное гулянье - повод только дай, люд подхватит. А тут такой повод! Объединение племен русичей во имя мира и процветания под могучей дланью князя Ререка.
Трувар с любопытством наблюдал за усердием, с коим народ делал приготовления. Поднявшись ни свет, ни заря, полный энергии, черта отличавшая его от братьев, привыкших к длительным сборам, бродил по широким улицам. Воздух свеж, дышится легко, льющий с высей свет приятно ласкает открытые участки кожи. Пытливый ум цепляет обозримое, новый мир манит: непознанный, многообещающий. Постройки, обычаи, наряды, все отличалось от привычной жизни, от тех мест, где он вырос.
Ранние путешествия, походы казались обыденными, но землям русичей не чета. Нынешнее вызывает трепет, все возбуждает интерес, словно в этих краях таится небывалое, то, что давно искал, и никак не мог найти. Эти чувства цепко ухватили, не отпускали с того самого момента, как ноги коснулись илистого дна реки Волховъ.
Первые несколько часов назойливая идея казалась глупостью, отметал домыслы, но бессонная ночь, беспокойные раздумья, все сложилось к выводу: судьбой уготовано в сих землях нечто, и ежели не распознает этого, покоя ему не видать.