Он еще раз бросил на больного неприветливый взгляд:
— Если бы сегодня не наступило облегчение, я бы бросил его и уехал один. Тогда Луке пришлось бы искать другого мастера, может быть, на этот раз он был бы умнее и нашел бы человека степенного, лысого и с брюшком. Я бы точно чувствовал себя спокойнее, если бы он привел к Иосифу старикашку с гноящимися кривыми глазами вместо этого стройного как кипарис молодца.
На другой день, когда в воздухе еще ощущалась свежесть ночи, Василия вынесли из комнаты и отнесли к каравану, где крепко привязали к удобной люльке на спине верблюда. Над головой молодого человека соорудили палатку, чтобы она закрывала его от палящих лучей солнца. Василий был еще очень слаб и бледен, но полон решимости не задерживать Адама и проделать это путешествие, не раздражая Адама, и так разозленного проволочками.
Толстый караванщик, который помогал усаживать Василия к спине животного, отступил на несколько шагов, крикнул верблюду привычное «кин!», и тот встал с колен и быстро зашагал к своим собратьям. Толстяк повернулся к Адаму и спросил:
— Гнать не будем?
— По крайней мере, первые два дня. Если мы сразу будем делать по двадцать пять миль в час, то парень не выдержит и сдохнет. Лично я ничего не имею против, но старик в Иерусалиме будет явно недоволен.
— Да, бывают моменты, — согласился толстяк, — когда ничего не остается, как сдержать свои чувства. Что поделать, с Иосифом надо считаться.
— У него есть какая-то работа для этого худосочного мастера, — бросил Адам и направился к верблюдам.
Караван покинул лагерь и вышел за стены города. Неторопливо вышагивая друг за другом, животные потянулись к тропе, ведущей в Иерусалим. Подстегнув своего верблюда, Адам догнал Василия и некоторое время ехал рядом. Он откинул полог палатки и осмотрел молодого человека.
— Желтый, как мумия, — констатировал он. — По-прежнему чувствуешь себя больным? Тебе плохо?
— Нет-нет, — отозвался Василий. Он был так слаб, что даже не пытался повернуть к собеседнику голову. — Только мне не хватает воздуха.
— Я откину полог с той стороны, где нет солнца. А ты старайся смотреть вперед и привыкай к походке верблюда.
Некоторое время он ехал рядом, а потом с обычной резкостью спросил:
— Что ты знаешь об Иосифе Аримафейском?
— Ничего.
— Иосиф, — объявил Адам с нескрываемой гордостью, — очень богатый человек. Невообразимо богатый! Некоторые говорят, что он самый богатый человек в мире! Вполне возможно, это правда. Думаю, нет необходимости напоминать, что евреи самый великий народ на свете. Они любят работать, но очень утонченны. Евреи от природы очень умны. К тому же они очень ловки в делах, поэтому многие сколотили себе огромные состояния, начав практически с нуля. Иосиф обладает всеми этими достоинствами, но у него есть и недостатки, точнее, один недостаток — он христианин. Он стал учеником Иисуса одним из первых. Уже тогда это было по-настоящему опасно. Он прекрасно понимал, что если будет лезть на рожон, то пострадают его дела, поэтому он избегал выступать в общественных местах и не бил себя в грудь, распевая псалмы, как другие христиане. Впрочем, он ничего не боялся. После того как Назарянина распяли, он сам пошел к этому трусливому ничтожеству Понгию Пилату и выпросил у него тело Иисуса, чтобы захоронить в своей собственной гробнице. Он завалил вход большим камнем… ну, о том, что произошло дальше, мне не хотелось бы говорить.
Лежа в люльке, Василий внимательно слушал, но, даже если бы в середине рассказа он вдруг уснул, это бы ничего не изменило. Начав однажды говорить, Адам-бен-Ахер уже не мог остановиться.
— Иосиф стар. Уже лет тридцать он дает христианам деньги. Дает больше, чем кто бы то ни было. Христиане утверждают, что Господь творит чудеса. Не знаю, не знаю, по крайней мере, Он не увеличил содержимое кошельков своих последователей ни на один сикель[16]. Да-да, им помогают другие, христиане только сообщают: «Павел должен отправиться в Македонию», или: «Петру нужно срочно поехать в Рим». И приходят к Иосифу просить денег. Он никогда им не отказывает.
Тут Адам остановился, чтобы перевести дух. Погруженный в свои мысли, он тяжело вздохнул.
— Старику уже недолго осталось. После смерти его место займет сын — Аарон, отец Деворы. И тут все изменится. Эх! Как все изменится! Скажи, тебе приходилось когда-нибудь быть зимней ночью на продуваемом ветрами плато? Приходилось ли тебе чувствовать, как пронизывает до костей холод, как ты понемногу превращаешься в кусок льда? Так вот, сердце Аарона еще холодней, потому что на плато ты всегда можешь разжечь костер, но ты никогда не сможешь заставить гореть верблюжий навоз, который заменяет этому бедняге душу и внутренности. Да, ничто не сможет его разжечь, он никогда не оттает. Когда Иосиф умрет, христиане не получат от его сына ни драхмы.