Ёран свернул на заправку и припарковался у колонки. Карл-Юхан спросил, не хочет ли она мороженого, а когда они вылезли из машины, приобнял ее за талию. В скупо освещенном магазинчике не было ни души, за исключением молодой и красивой черноволосой продавщицы с толстой косой, покоившейся на плече. Ёран снова натянул капюшон на голову и расчесал пятерней волосы на лбу. Они выбрали себе мороженое, и он предложил заплатить за всех. Мея слышала, как брат Карла-Юхана что-то сказал стоявшей за кассой девице, та улыбнулась ему, но явно не слишком искренне.
Когда они вернулись к машине, Карл-Юхан сел на заднее сиденье с Меей. Он наклонился вперед и похлопал брата по плечу:
— Как все прошло? Ты попросил ее номер?
— Нет.
— Чего ты ждешь?
— Она не захочет дать мне свой телефон.
— Откуда тебе знать, если ты так и не спросил?
Ёран сунул мороженое в рот и, повернув ключ зажигания, запустил мотор.
— Я же вижу, — ответил он. — О девицах вроде нее я могу забыть.
Всю дорогу назад Карл-Юхан обнимал Мею. Она закрыла глаза и задремала. На переднем сиденье Ёран за все это время не проронил ни звука из-под своего капюшона.
Лелле припарковался около Мараклеппена. Убедившись, что никого рядом нет, вылез из машины. Подошел к бездонной пропасти и встал так близко к краю, что по спине пробежал холодок. Из-под ног посыпался песок. Если верить преданиям, с этого места когда-то сбрасывали в пропасть старых и немощных, тех, кто уже больше не мог вносить свой вклад в общее дело.
Он закурил и сделал еще полшага вперед. Ему нравилось ощущение опасности: лучший способ убедиться, что кровь по-прежнему бежит по сосудам. Это было важно, потому что в последнее время он чувствовал себя скорее мертвым, чем живым. Иногда его посещала мысль прыгнуть вниз, но он знал, что не сделает этого. У него другая задача — выяснить судьбу Лины.
Позади припарковался автомобиль, дверь открылась, и к вырвавшемуся наружу треску помех, характерному для полицейской рации, добавился шум тяжелых шагов по песку. Не оборачиваясь, Лелле поднял руку в знак приветствия. Он уже догадался, кто находился у него за спиной.
— Черт, Лелле, обязательно стоять так близко к краю?
Он повернул голову и посмотрел на полицейского:
— У тебя есть возможность избавиться от меня. Один толчок, и я стану не более чем дурным воспоминанием.
— Такая мысль действительно приходила мне в голову, честно скажу, — засмеялся полицейский.
Его звали Хассан, и он был другом Лелле, пусть и работал участковым инспектором. Они сблизились на почве исчезновения Лины.
Инспектор остановился в нескольких метрах от края и, глядя вдаль, положил руки на ремень. Лелле выбросил сигарету и тоже поднял взгляд. По ту сторону пропасти раскинулся черный лес. Здесь и там виднелись пятна водоемов и вырубок. На холме, напоминая о том, что человек доберется куда угодно, стояло несколько ветряков.
— Вот и снова лето наступило, — сказал Хассан.
— Да, черт побери.
— Чем ты тут занимаешься среди ночи?
— Ищу Лину.
— Тебе же известно мое мнение об этом.
Лелле улыбнулся и похлопал Хассана по плечу. Темная ткань униформы была теплой.
— При всем уважении мне глубоко наплевать, что ты думаешь на сей счет.
Хассан ухмыльнулся и причесал пальцами кучеряшки. При своих широких плечах он выглядел довольно внушительно. Лелле чувствовал себя доходягой по сравнению с ним.
— Насколько я понимаю, у вас нет ничего нового?
— Пока нет, но мы надеемся на трехлетие, может, кто-то осмелится излить душу.
Лелле посмотрел на блестящие ботинки Хассана, затем на свои, испачканные в грязи.
— Анетт организовала факельное шествие через всю деревню.
— Я слышал об этом. Хорошее дело. Мы меньше всего хотим, чтобы люди забыли.
— Меньше всего меня волнуют люди.
Солнце спряталось за тучами, и сразу похолодало.
— Кстати о людях, — сказал Хассан. — Ты помнишь Торбьёрна Форса?
— Того, который должен был ехать в одном автобусе с Линой в то утро? Как я мог бы забыть этого черта?
— Я видел его в торговом центре на днях. С женщиной.
Лелле закашлялся. Он постучал себе кулаком по груди и, прищурившись, недоверчиво уставился на Хассана:
— Неужели Торбьёрн нашел себе подругу после стольких лет? Трудно поверить.
— Я просто рассказываю то, что видел.