Преодолевать ту часть пути было тягостно. Янгред за службу в дальних королевствах – людных, заросших цветами, застроенных обычными городами и деревеньками, – отвык от хмурого вида Пустоши. Забыть о нем позволяла и жизнь в стройном, пестрящем искусственными садами Первом высокограде, при дворе Трех Королей.
Там Янгред провел последние годы, виртуозно выживая в распрях сводных братьев. Покойный король Эндре, скорее всего, столь фатально переел за ужином курицы именно стараниями сыновей. Тройняшки Харн, Эрнц и Ри́трих так и не поделили свалившуюся на них власть; вместо этого они, поделив лишь регалии – корону, скипетр и Огненную книгу законов, – издавали взаимоисключающие указы и плели интриги. Это занимало большую часть их дней, однако Свергенхайм еще стоял – стоял и, даже качаясь, почти не бедствовал. Народ забавлялся, судя по количеству складываемых трактирных песенок; не скучал двор: знать и священство делились на партии и строили свои – поменьше – козни. Все были при деле, и, благо, «дело» пока напоминало, скорее, разборки в семье, чем междоусобную войну. Пусть, рано или поздно интриги неминуемо увенчает предсказуемый финал – смерть двоих из братцев. Порой Янгред ждал этого, надеясь, что станет спокойнее. А вот обязанности его вряд ли изменятся. Оборонять пролив; обучать солдат техникам, перенятым у соседей; рассуживать споры вассалов и следить, чтобы страна не вляпалась в какую-нибудь невыгодную войну, – Янгреду было чем заняться, хотя и не сказать, чтобы занятия его устраивали. С братьями – хилыми, склочными, бледными копиями отца, не унаследовавшими ни его храбрость, ни даже его рыжесть, – Янгред скучал. Вернувшись, он нашел Свергенхайм уже в их руках – без отца, без умерших еще до него королевы-супруги и королевы-матери. Этот неизменно пылающий, неизменно ледяной и неизменно переживающий неприятности мирок он и решил оборонять – пока не охватит тяга снова бежать. Свыкся. Тяги долго не было, но и чувство дома, которое он искал, не пришло. А потом Три Короля вдруг разом клюнули на странную наживку. С неожиданной стороны.
…Теперь, когда вид изменился, Янгред рассматривал поля, зелеными лоскутками стелившиеся по обе стороны широкой дороги. Поля то и дело сменяли чащи, а их – белобокие деревеньки, не временные, не жертвуемые каждый год пламени, а возведенные основательно, надолго. Судя по молодой пшенице, по траве, по пасущемуся скоту, здешний год шел вовсю, в то время как в Свергенхайме он вот-вот должен был завершиться. Было тепло: местный климат смягчали какое-то морское течение и невысокая горная гряда. Янгред слышал, будто здесь, в отличие от приютившейся в междуречье столицы, даже нет снега.
– Трудно поверить, что похожие края скоро будут наши… да, ваше огнейшество?
Хайра́нг догнал его на своей резвой кобыле и поехал рядом. Всмотревшись в худое лисье лицо, Янгред отчетливо увидел в серо-зеленых глазах тень собственного восхищения – восхищения чужим благоденствием. Оба они, даром что знатные офицеры, были сейчас как оборванцы в пиратской сокровищнице: глядели и не могли наглядеться. И так, наверное, ощущало себя большинство солдат.
– Трудно, – ровно подтвердил он. – И я не спешил бы верить. О Хинсдро Всеведущем говорят, что он хитер. Придется очень пристально следить за дисциплиной.
– А сколько заплатить кровью… – Хайранг прищурился, поднимая голову к солнцу. От движения, быстрого, но изящного, несколько шелковистых светло-рыжих прядей тут же упали за спину. – Но это того стоит.
– Пожалуй.
Опасаясь наветов, Янгред избегал заходить во встречные селения на постой; ночи солдаты проводили в лесах. Он не сомневался: каждую взятую у кого-то курицу, кусок хлеба, просто взгляд в сторону женщины – все может припомнить тот, кто призвал наемников. Так что отряды шли мимо, а местные к ним не приближались – не слыша стрельбы, не встречая злобы, не узнавая серых знамен с цветными языками пламени. Не было проблем на границе, никого не выслали навстречу и позже. Не совалась городская стража – лишь на отдельных витках маршрута, держась на расстоянии, части провожали конные отряды стрельцов. Возможно, все здесь просто знали о сделке, но не хотели первыми открывать рот. Далеко все же, до столицы не докричишься, если что.