– Не балуйся, а ну! – Анфиль кричит не сердито, но шлепает меня по руке и тут же потирает глаза. – Обожжешься же. Кому влетит от Хи́нсдро, тебе одному, что ли, ветрогон?
Ух… строгий он. И слова его дурацкие: то «ветрогон», то «сорви-голова», будто хуже меня детей нет. Но тут он прав: не будет отец рад ожогу, отругает и правых, и виноватых. А Грайно не отменит по такому пустяку поединок. Его и так-то не победить, он скачет ловчее лисы, а как я удержу палаш в покрытой волдырями руке? Но огоньки эти… красивые они были. Необыкновенные. Будто пестрой пляской хотели со мной поздороваться, пошептаться. Я уже пару раз такое замечал.
– Опасен огонь, – бормочет Анфиль, глядя сквозь дым. – Коварен. И чужеземцы коварны. Среди тех, кто просил приюта, большинство были как пламя войны. Рыжие люди, расцветившие наш берег рыжими кострами. И хотя пришли они с миром…
– Их всех-всех прогнали туда?
Хотя знаю сам, не раз смотрел с отцом карту. Он жутко важный боярин, потому и карта у него большая, в треть стены, и там поместился весь мир! Наш Дом Солнца – Остра́ра. Дом Луны – Осфола́т. Гне́здорн – горная цепь, где живут ужасные крылатые людоеды. Дальние королевства – Цветочные, там у всех правителей красивые гербы и загадочные судьбы. Видно на карте и край, о котором я все хочу, хочу вызнать побольше. Све́ргенхайм. Пустошь Ледяных Вулканов, отделенная от Острары стеной. Говорят, там очень холодно и страшно. И что она не похожа ни на что на свете.
– Император Солнца и Луны – тогда мы были еще единой Поднебесной Арда́рией – предложил им принять нашу веру и остаться, – продолжает Анфиль, а я все вижу ледяные горы. – Но ни предводитель, ни большинство тех, кто плелся за ним – даже дети, женщины, старики, – не согласились. Из всего их народа десять-пятнадцать измученных несчастных кинулись вождю в ноги, упрашивая дозволения отречься от огненных богов. Он отпустил их, пожалев: все-таки не одна неделя прошла в голодном странствии, не все это странствие пережили. Сам же он с остальными ушел, чтобы поселиться там, где и живут сейчас его потомки. Так, вестимо, было суждено. Пустошь ведь полнится огнем, который они так чтят.
Анфиль смолкает, вороша посохом уголья; блестят позолотой жаворонки, вырезанные по каменной древесине. Я запрыгиваю на парапет – под его возмущенное «Сверзнешься, разбойник!». Гляжу вдаль, на лес. Из головы не идут люди, молящие правителя их отпустить. Грустно все-таки. Грустно, что у нас в древности все были такие нетерпимые. Хотя… в отцовых книгах о Свергенхайме и хорошее написано. Надо и про это узнать:
– А правда, что огонь Ледяных Вулканов каждый год очищает их землю от скверны, и потому они почти не знают болезней и живут по сто лет?
Мы все время чем-нибудь болеем, у нас мало кто умеет лечить. Сложно слишком.
– Правда. Как и то, что, если кто-то не поднимется в высокогра́ды на время Великих Извержений, огонь съест его, не оставив даже пепла.
– А правда, что, очистив землю, огонь делает ее теплой и плодородной, и там всходят лучшие хлеба, и собирают там иногда несколько урожаев в год?
Мы собираем один, ну, кроме южных земель. Большой, но все-таки.
– Правда. Как и то, что все не собранное до извержений огонь съедает, и в холодные года, если посевы не успевают вызреть, целые семьи гибнут от голода. Да еще земля там каменистая, тяжко ее возделывать, и мало ее…
– А правда, что дети там смолоду учатся лазать на вулканы и спасаться от пламени, и сражаться, и потому в Свергенхайме – лучшие воины?
Вот там-то меня бы заметили, там-то меня бы обязательно брали в походы, и больше учили бы драться, и не ругали бы за то, что я побил Ларло, дразнившего юродивую на паперти!
– Правда. Как и то, что уцелевший народ Свергенхайма мал, как ни плодится. Чтобы пойти войной на самое небольшое Цветочное королевство, им пришлось бы уйти почти всем, оставить посевы и по возвращении – если не получат земель, – голодать.
– А правда…
– Не пора тебе спать, княжич? – не выдерживает Анфиль, устало смеясь. Совсем я его измучил, морщинистое лицо кажется еще древнее. – Ну что еще ты желаешь узнать? Правда ли, что их доспехи куются на живом огне и потому легки и крепки? Правда. Правда ли, что пьют они талую воду с кратеров, и потому кожа их бела как снег, хоть и усыпана веснушками? Правда. Правда ли, что мечта их – земли, где можно без таких забот возделывать поля и пасти скот, но никогда они не получат этой малости? Правда.
Никогда… Это несправедливо. Нет, не может так быть, а Анфиль не может так думать!
– Что ты говоришь! Наш Бог однажды пожалеет их. Он ведь разбил Полчища Тьмы, спас проглоченные небесные светила… Неужели не даст дикарям кусочек земли?