– Что вы здесь делаете? В Инаду слали гонца с вестью, что прибудут союзники и их – как минимум высшие чины и наиболее уставшие отряды – нужно принять до моего прибытия. Разместить. Начать собирать городское ополчение. Так почему вы…
– Ваш гонец не добрался, либо его неверно поняли, либо произошло еще какое-то недоразумение, – ровно, но уже более хмуро отозвался Янгред. – Ни о какой расквартировке речи нет, да что там… – поверх плеча Хельмо он глянул на ворота, – попасть на ваши рынки, в ваши лавки и трактиры, в ваши, прошу прощения, бордели… всего этого нам не дозволяют. Мы стоим под этими стенами третий день.
– О боже, я должен извиниться! – услышав ровно то, о чем и догадался на холме, Хельмо не выдержал: схватился за голову. Гневно обернулся к Цзуго: – Вот видишь?!
– А чего ты ожидал, смотри, какая орава, кто угодно бы испугался! – предсказуемо отозвался тот, и Хельмо жестом велел ему закрыть рот. Янгред примирительно хмыкнул.
– Я пытался донести хотя бы до кого-то, что мы – орава дисциплинированная и даже не слишком прожорливая. Но ни одно значимое лицо к нам не выехало, как не было, впрочем, и попыток нас прогнать. У меня вообще ощущение… – он прищурился, – что город прикидывается мертвым. По этой дороге почти не въезжают и не выезжают; в порту, наоборот, движение оживленное… но скажем так, не все корабли похожи на купеческие.
– Лунный флот? – Хельмо встревожился еще сильнее. – Подождите, но…
– Пираты и шелковые наемники, – возразил Янгред. – Весьма много. Это нормально?
– Тоже нет, – упавшим голосом отозвался Хельмо. – Точнее, не совсем. Точнее… – Мысли спутались, он поджал губы и опять обернулся к Цзуго: – Так. Берем восьмерицу, официальные знамена и едем все выяснять.
– Официальные? – раздалось рядом. Янгред, оказывается, успел поравняться с ним и, наклонившись, уставился на красный флажок у Цзуго в руке. – А это разве не они?
Лицо его оставалось непроницаемым, но похоже, он… шутил?
– Не будьте так жестоки, – мрачно взмолился Хельмо, забирая у Цзуго свои поводья. – Как подведший вас представитель царя я заслужил это, но прошу о милосердии и форе.
Янгред выпрямился, снова улыбнулся ему – и покачал головой. Вроде бы укоризненно, но во всем движении сквозило удивительное, обнадеживающее дружелюбие.
– Скоро вы убедитесь, что я возмутительно добр, – уверил он. – Особенно когда мне все же открывают двери. – Он помедлил, металлически щелкнул пальцами, подзывая мальчишку с конем, и вдруг подмигнул Хельмо, напрочь руша свой королевский облик. – Ну что, поедем постучим?
Красивый образ – светлые волосы мягким курчавым ореолом, алый кафтан, алые сапоги. Грозный палаш, украшенный бирюзой, и статный белый инрог. Хельмо вряд ли отрядили в кампанию от безнадежности, вернее, только от нее: вид его напоминал о временах, когда среди острарцев не было такого количества темноволосых, темноглазых, смуглых. Смешалась солнечная кровь с чужой, порастеряла сияние, но в темные времена царь наверняка вспомнил: ничто так не толкает людей сражаться, как напоминание о единстве, о Великом Прошлом, где жилось ярче, проще, сытнее. Вот и появился Хельмо. Светлый рыцарь, пусть слово это в Остраре не в ходу.
Как выяснилось, ему едва сравнялось двадцать; Янгреду в его двадцать пять разница пока казалась пропастью. Двадцать… время горячей головы и опрометчивого сердца. И никакого военного опыта, ну, разумеется, кроме местечковых дел. Зато характер. Уже сейчас Янгред видел: характера не занимать, и это ему на удивление нравилось. Понравилось, начиная с более чем эффектного появления с тряпкой, с пылающих щек и пристального взгляда. Кое-что еще и подкупило – готовность вот так, с ходу, восстанавливать союзников в правах. Правда, с каждой минутой Янгред все больше сомневался, что это удастся сделать, просто помахав монаршей бумагой и флагом.
Они опять стояли у ворот, а смешанный отряд – из шести огненных и восьми солнечных – ждал у подножья холма. Подъезжать не разрешили; Янгред и Хельмо даже спешились, стараясь всем видом показать миролюбие. Янгред, впрочем, уже знал: показывай не показывай – вряд ли поверят.