Боже, она когда-нибудь переводит дыхание?
Не говоря ни слова, Картер берет графин и наполняет мой бокал вместе со своим. Сделав глоток, я прислоняю свой локоть к его.
Спасибо.
Секундой позже я улыбаюсь в свой бурбон, когда его плечо слегка прижимается к моему.
Не за что.
ПРИХОДИЛОСЬ ли вам когда-нибудь проезжать сквозь полумиллионную толпу скорбящих?
Я представляю, что это очень похоже на процессию на королевской свадьбе или праздничный парад после особенно впечатляющего футбольного чемпионата... только вместо приветственных возгласов льются слезы. Вместо командных цветов – море черного цвета, изредка пробивающееся сквозь сине-золотую пелену – германский флаг, гордо развевающийся над закрытыми дверями магазинов и наглухо закрытыми домами.
На всех улицах от окраины исторического района Васгаард до Виндзорского аббатства стоят хмурые горожане. Они целуются, салютуют и бросают цветы на пути двух черных катафалков, которые возглавляют нашу процессию – король Леопольд и королева Абигайль совершают последнюю поездку по своей столице.
Последнее прощание.
Несколько лимузинов следуют за нами длинной, величественной вереницей, наш уступает только тому, который везет Лайнуса и Октавию. За нами вплотную следуют те, кого Хлоя назвала бы дальними родственниками – дальние родственники, которые едва ли заслужили право на наследство Ланкастеров. В нашем ползущем темпе дорога из одного конца города в другой занимает почти два часа. Чувствуя странное оцепенение, я всматриваюсь в лица проезжающих мимо, будучи уверенной, что они не видят меня через тонированные стекла.
Неделю назад я была бы там с ними.
Была бы одной из них.
Теперь же я была кем-то другим.
В другом месте.
Когда мы, наконец, достигаем аббатства, возвышающегося видением шпилей и витражей, я замечаю фотографов, стоящих вдоль баррикад безопасности, их телеобъективы делают бесконечные снимки Лайнуса и Октавии, когда они величественно поднимаются по ступеням к дверям. Мое сердце начинает колотиться так сильно, что я уверена, что Картер слышит его, сидя так близко рядом со мной. Никогда еще я не испытывала такой благодарности за свою анонимность.
Внутренне я повторяю план, надеясь, что он поможет мне успокоиться.
Стоять за Симмсом на почтительном расстоянии.
Не смотреть, не ерзать, не привлекать внимания.
Никто не знает, кто ты и зачем ты здесь.
Никто даже не обратит на тебя внимания.
Дрожащий вздох вырывается из моих легких, когда я чувствую, как срабатывают тормоза. Настала наша очередь высаживаться.
Ава, Олден и Хлоя выходят первыми. Оставшись одна в лимузине, Картер на мгновение переводит взгляд на меня.
– Не забывай дышать, любимая.
С этим мы выходим в неумолимый мрак холодного октябрьского дня.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
САМА ЦЕРЕМОНИЯ ПРЕКРАСНА.
Прекрасная, но долгая – часы благословений и молитв, священного писания и проповедей, восхвалений и ансамблевых хоров. К тому времени, когда мы наконец выходим из Виндзорского аббатства, у меня болят ноги. Мое сердце сжимается. Мои глаза увлажнились от слез, которые я не думала, что смогу пролить по тете и дяде, которых я так и не встретила.
Прощайте, Леопольд и Эбигейл. Надеюсь, теперь вы в мире.
В нашу группу вошли лорд и леди Стерлинг – родители Эвы и Олдена, такие же бледные и высокие, как их дети. Они не удосужились представиться мне, пока мы спускались по ступеням, проходя сквозь строй королевских гвардейцев в официальной синей форме.
Я следую за Симмсом по пятам, не сводя глаз, прислушиваясь к приглушенному щелканью фотокамер прессы со всех сторон. Это самый громкий звук, который можно услышать в многотысячной толпе.
Щелк, щелк, щелк, щелк.
Мы уже почти у подножия лестницы, где нас ждут лимузины. Впервые за весь день я чувствую, как рассеивается моя тревога.
Все кончено.
Мое облегчение недолговечно. Крик – невнятный от алкоголя, но такой знакомый – пронзает воздух, как раскат грома в безмолвной толпе.
– ЭМИЛИЯ!
Слышу, как люди поворачиваются в сторону голоса, ошеломленные человеком, который посмел прервать такое торжественное событие бессмысленным криком, но я не осмеливаюсь посмотреть; не сейчас, когда вся страна смотрит на это.
– ЭМИЛИЯ ЛАНКАСТЕР!
Толпа начинает хихикать, любопытство пробивается сквозь толпу, как волна.
Он сказал Ланкастер?
Симмс оглядывается на меня, на его лице проступает озабоченность. Картер и Хлоя делают то же самое. Мое сердце начинает колотиться, когда королевские гвардейцы смыкают ряды, держа руки на рукоятках, торопя нас спуститься по оставшимся ступеням как можно быстрее, не создавая сцен.
– ПОСМОТРИ НА МЕНЯ! – Слова Оуэна беспорядочны, но все же разборчивы. – ЭМИЛИЯ, ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ЭТОГО СДЕЛАТЬ – ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ПРОСТО ПРОГНАТЬ МЕНЯ! ПОЖАЛУЙСТА!
Когда его голос срывается, я больше не могу себя контролировать. Я поднимаю глаза, чтобы найти его в толпе – светлые волосы падают на лоб, карие глаза налиты кровью. Наши взгляды на мгновение встречаются, и я качаю головой, как бы говоря: Пожалуйста, Оуэн, не говори больше ничего.
Пожалуйста, отпусти это.
Отпусти меня.
Выражение его лица меняется, надежда распадается на горькую обиду.
И я знаю, еще до того, как он снова открывает рот, что то, что последует дальше, будет катастрофой.
– ПОЛАГАЮ, ДВАДЦАТЬ ЛЕТ ДРУЖБЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЧАТ, ТЕПЕРЬ, КОГДА ТЫ – КОРОЛЕВСКАЯ СЕМЬЯ! ТЫ ПРЕДПОЧТЕШЬ ОТЦА, КОТОРЫЙ ОТКАЗАЛСЯ ПРЕТЕНДОВАТЬ НА ТЕБЯ, СВОЕМУ ЛУЧШЕМУ ДРУГУ? ЭТО ТАК, ЭМС? ИЛИ МНЕ ТЕПЕРЬ НАЗЫВАТЬ ТЕБЯ ПРИНЦЕССОЙ ЭМИЛИЕЙ?
Слово "принцесса" вызывает детонацию, подобной которой мир еще не видел. Пресса взорвалась – грибовидное облако возмущения и спекуляций поднимается в небо, последствия неисчислимы.
А Оуэн – нулевая точка.
Я вижу, как охранники приближаются к нему, на их лицах мрачные взгляды, когда они берут его под стражу. Одновременно я наблюдаю, как по меньшей мере две дюжины репортеров окружают его, забрасывая вопросами, отчаянно желая узнать его историю. К сожалению, остальные – не менее трех или четырех сотен, все с диктофонами наготове – смотрят на меня.
Поправка: кричат на меня.
– Это она!
– Эмилия, посмотри сюда!
– Это правда, что вы принцесса?
– Можете ли вы прокомментировать свою связь с семьей Ланкастеров?
Мои расширенные глаза вращаются вокруг, когда вспышки фотокамер ослепляют меня. Я чувствую себя как жук, попавший под увеличительное стекло, которого медленно сжигают заживо.
– Король Лайнус! Это правда? Вы можете подтвердить, что она ваша дочь?
– Является ли она законной наследницей?
– Есть ли у Германии скрытая принцесса?
Раздается визг шин, и лимузин с визгом срывается со ступенек, увозя Лайнуса, Октавию, Симмса и родителей Стерлингов с места событий. Остальная часть нашей группы спешит ко второму автомобилю, но я не могу двигаться достаточно быстро, чтобы не отстать. Мой подвиг превратился в наковальню на ступенях аббатства.