Мне нужен он.
Мне нужно это.
Чувствовать себя доминирующей во власти своего выбора, а не чьего-то замысла.
В подчинении есть своя прелесть. По крайней мере, в таком. Картер медленно подчиняет меня каждым движением своего языка, каждым движением своих рук. Я распускаюсь под ним, превращаясь во что-то, что я едва узнаю.
Может быть, если он будет прикасаться ко мне достаточно долго, я растворюсь в нем.
Перестану существовать вообще.
Просто воспоминание о девушке на холодной каменной скамье.
Я выгибаюсь навстречу ему, полностью теряясь в его прикосновениях. Он смотрит на меня сверху вниз, и в его глазах мелькнуло что-то – не похоть, не потребность.
Беспокойство.
– Эмилия, – шепчет он, отстраняясь.
Я пытаюсь схватить его, снова прижать его губы к своим, пока мир не расплывется, но он слишком силен.
– Поцелуй меня, – умоляю я, голос дрожит от желания и отчаяния.
– Но ты плачешь.
– Это не имеет значения.
Он садится, притягивая меня к себе. Его брови приподнимаются, когда его большие руки сжимают мои предплечья.
– Что значит "не имеет значения"? Конечно, имеет.
– Нет. Действительно не имеет. – Я снова пытаюсь поцеловать его, но он держит меня на расстоянии вытянутой руки. Это выводит меня из себя. – Господи, Картер, неужели ты не понимаешь? Ничто из того, что я делаю, не имеет ни малейшего значения для исхода этой игры. Ничего не имеет значения. Ничего из этого. Ни ты, ни я, ни все, что мы делаем вместе.
Он вздрагивает, как будто я его ударила, но я едва замечаю. Плотина внутри меня прорвалась, и вся моя тьма выплеснулась наружу одним большим потоком.
– Ничего. Не. Имеет. Значения. Ни мой отец. Ни мой лучший друг. Не мой дом. Ни мое будущее. Даже мои чертовы воспоминания, потому что они забрали и их. Настройтесь на местные новости сегодня в пять вечера, чтобы увидеть шоу Эмилии Ланкастер! Узнайте, как ее спутник подставил ее на выпускном балу! Услышите, как соседи рассказывают о ее трагических подростковых годах! А затем, в прайм-тайм, мы углубимся в мучительную смерть ее матери!
Он тяжело дышит и смотрит на меня так, будто даже не узнает меня.
– Перестань так на меня смотреть, – говорю я, чувствуя, как внутри меня что-то рушится. Еще одна линия разлома, состоящая из разбитых мечтаний и плохих намерений.
– Как именно я смотрю на тебя, Эмилия?
Мой голос – дрожащий шепот.
– Как будто я тебя пугаю.
– Ты пугаешь меня, – пробормотал он. – Но знаешь, что? Я все еще здесь. Я прямо здесь, блять.
Он тянется ко мне, но теперь я сама отстраняюсь – вырываюсь из его хватки, со скамейки, на ноги. Мои глаза снова щиплет, и внезапно, все кажется немного расфокусированным. Как будто эта клубящаяся черная дыра горя внутри меня вывела меня из равновесия, из координат. Сейчас я на новой орбите, и вот-вот врежусь во что-то достаточно сильное, чтобы нанести необратимый ущерб.
Мне и ему.
Остановись, Эмилия... пока ты не натворила еще больше бед.
Холодный воздух омывает мою кожу. Словно очнувшись от сна, последние несколько минут проносятся в моей голове, острые детали режут, как ножи. Ужас накатывает на меня, когда дымка похоти полностью рассеивается в моей голове. Пошатываясь, я отступаю назад, как можно дальше от него, не покидая поляну, и закрываю рот рукой.
Что я наделала?
Что мы натворили?
– Прости меня. Я не должна была... Мне жаль, – шепчу я, глядя на его выражение лица. Пронзительная уязвимость, столь противоположная его типичной бессердечной ухмылке. Увидев это, я чуть не падаю на колени. Я хочу подойти к нему, взять его лицо в свои руки и целовать его до тех пор, пока не потеряюсь снова и снова.
Но я не могу.
Не могу.
– Это... – Задыхаясь, я заставляю себя произнести слова – слова, которые кажутся мне так невероятно неправильными. – Это была ошибка.
Он поднимается на ноги и направляется ко мне, глаза сверкают.
– Эмилия...
– Нет, Картер. – Я качаю головой. – Мы не можем.
Он останавливается, сжимает челюсть и рычит:
– Мы уже сделали это.
– И это было ошибкой! Мы должны... мы должны просто... забыть, что это вообще случилось.
Его лицо в одно мгновение становится плоским, превращаясь в маску безразличия, которая мне так хорошо знакома. Жар в его глазах превращается в холод.
– Ты действительно сможешь это сделать? – спрашивает он холодным шепотом. – Ты сможешь забыть? Вот так просто?
Я отвожу глаза, мне так стыдно за себя, что я не могу даже смотреть на него.
– Я должна.
Мой голос срывается. В глубине моего горла собирается всхлип, и я не уверена, что смогу сдержаться. Я не уверена, как долго еще смогу его сдерживать. Не дожидаясь его ответа, я поворачиваюсь и бегу по тропинке, моя порванная юбка хлопает по ногам. Только вернувшись в свою спальню и закрыв дверь, я понимаю, что на мне все еще его пиджак. Не снимая его, я сворачиваюсь в клубок на кровати и плачу во сне.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
КАЖДАЯ МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА мечтает жить в замке.
Даже я.
Возможно, особенно я, учитывая историю моей семьи.
Но теперь, когда я действительно живу в таком замке, я хотела бы вернуться назад и сказать пятилетней себе, чтобы она мечтала, о чем-то лучшем. Не тратить свои желания на холодный, каменный замок, полный извилистых коридоров и сквозняков.
Но опять же, мое восприятие может быть несколько искаженным, учитывая тот факт, что я, по сути, являюсь заключенной здесь, в прекрасном Уотерфордском дворце. Правда, моя тюремная камера – это массивные апартаменты, отделанные персиково-кремовым шелком и богато украшенные золотыми светильниками, с террасой, выходящей во внутренний двор... Но клетка – это все равно клетка, даже если в ней есть кровать королевского размера, высокоскоростной интернет, гидромассажная ванна и вечно заполненный мини-холодильник.
Весь клан Ланкастеров переехал сюда из поместья Локвудов в день пресс-конференции – в тот самый день, когда я стояла перед всем миром, улыбаясь, как идиотка, и объявила себя королевской особой.
Да здравствует Ее Королевское Высочество Эмилия Виктория Ланкастер, наследная принцесса Германии.
Во время этого болезненного перерыва меня со всех сторон окружала моя любимая семья: Лайнус, отец, о котором я всегда мечтала; Октавия, любящая мачеха, которая сразу же приняла меня как родную; и мои замечательные братья и сестры, с которыми я так быстро сблизилась, что можно подумать, будто мы связаны кровными узами.
О! Подождите.
Нет.
Это полная чушь.
Видимо, пресса любит чушь, потому что именно эту историю они пишут последние две недели. Клянусь Богом, если я прочту еще хоть один восторженный отзыв о семье Ланкастеров и моем новом месте в ней, я вырву свои волосы с корнем.
Это, безусловно, привлечет их внимание.