Я вздрагиваю.
Олден смеется, как будто он все прекрасно понимает.
– А. Я уверен, что женщины Васгаарда рады, что ты снова в полной боевой готовности.
– Ммм... – Глаза Картера переходят на мои и задерживаются. – Может быть, я привезу моделей на коронацию. Посмотрим, смогу ли я заставить Октавию взорваться.
– У тебя есть желание умереть, приятель.
– Может, и есть. – Он все еще смотрит на меня, этот напряженный взгляд держит меня в плену эффективнее цепей. Я, в свою очередь, прикована к нему - пульс колотится, я едва дышу. Мне безумно хочется, чтобы чувство, растекающееся по моим венам, хоть немного походило на безразличие, изображенное на моем лице.
Тебя это беспокоит, сестренка? – его глаза словно спрашивают. – Увидеть меня с кем–то другим?
Прежде чем я успеваю сделать что–то глупое, например, разрыдаться, я отвожу взгляд и поворачиваюсь лицом к Олдену. Мой голос такой фальшиво яркий, что я едва узнаю в нем свой собственный.
– Это было так весело, но мне действительно пора возвращаться к работе - это эссе по социальному познанию само себя не напишет. Еще раз спасибо, что отвлек, Олден. Увидимся через несколько дней, на коронации.
– О... – Его брови приподнялись, пораженные моим грубым уходом. – Составите мне пару на танец, принцесса?
– Конечно. Хотя я не могу обещать, что не наступлю вам на пятки.
Прежде чем он успевает сказать что-то еще, я поднимаюсь на цыпочки, быстро целую его в щеку и поворачиваюсь, чтобы проскользнуть в свою комнату, ни разу не оглянувшись на мужчину, стоящего в коридоре и смотрящего на меня с лазерной сосредоточенностью. Наверное, невежливо закрывать дверь перед носом Олдена после того, как он был так добр ко мне, но у меня нет выбора - если только я не хочу стать свидетелем эмоционального срыва, который вот-вот произойдет.
Дрожа от ярости, унижения и, да, пьянящей дозы неутоленной тоски, я опускаюсь на пол, закрывая лицо руками, чтобы сдержать слезы. Но они все равно просачиваются сквозь мои пальцы, горячие и яростные, стекая по щекам.
Это безумие, ругаю я себя, даже когда рыдания разрывают мою грудь. У тебя только что было идеальное первое свидание с идеальным мужчиной... и вот ты здесь, эмоционально искалеченная двухсекундным общением со своим сводным братом-мудаком?
Забудь о Картере Торне.
Ты хочешь его только потому, что знаешь, что не можешь его получить.
Но даже моей лжи недостаточно, чтобы утешить меня. Потому что, в глубине души, я
знаю, что хотела его задолго до того, как узнала, что мы будем жить в одном доме, иметь одного отца и одну стену в спальне. Так же, как я знаю, что я буду продолжать хотеть его, несмотря на все очень веские причины, по которым я не должна этого делать, пока время, в конце концов, не украдет мои воспоминания.
УЖЕ ПОЗДНО.
Под одеялом в своей затемненной спальне я изо всех сил стараюсь заснуть, но мой разум отказывается отключаться, независимо от того, как долго я закрываю свои набухшие от слез глаза. Не помогает и то, что я слышу, как Картер двигается по другую сторону стены: низкие припевы его музыки, его шаги по твердому дереву, журчание воды, когда он принимает душ. Я стараюсь не представлять его под струями воды, его точеное тело блестит, пар запотевает на стекле... Мне это не удается.
Мне это не удается.
Ужасно.
Перевернувшись в двадцатый раз, я подбиваю подушку, чтобы придать ей более удобную форму. Ирония судьбы – я ненавидела это место, когда его не было, но думаю, что теперь оно нравится мне еще меньше, когда он вернулся, одна несущественная стена разделяет мою кровать и его.
Интересно, слышит ли он меня?
Слышит ли он мои слезы.
Чувствует ли он мое горе.
Если я свожу его с ума так же, как он меня.
За стеной все умолкает, и я понимаю, что он наконец-то заснул на ночь. Невозможно не думать о том, что он лежит там в темноте, глядя в потолок, всего в нескольких футах от меня.
Думает ли он обо мне, лежащей здесь, о моих ногах, запутавшихся в простынях, о моих мыслях, запутавшихся в нем? Или вместо этого он фантазирует о своих подвигах с тремя шведскими моделями, которых он так быстро бросил мне в лицо?
Негромкий звон моих верхних колонок, подключающихся к новому устройству блютуз, заставляет меня сесть прямо в кровати, брови дугой поднимаются к линии волос. Секунду спустя мое замешательство усиливается, когда в темную комнату начинает проникать музыка – призрачная, меланхоличная мелодия.
Что за черт?
В самой песне нет ничего странного, я сразу же узнаю ее знакомые нотки из старого плейлиста. Странно лишь то, что включила ее не я.
В полном недоумении я беру с тумбочки свой планшет. Экран темный, песен в очереди нет. То же самое с моим мобильным телефоном. Только когда начинается текст, и мой мозг фиксирует название песни – «Don't You Cry For Me» группы Cobi, – части наконец-то встают на свои места. Я точно знаю, что происходит.
Это Картер.
Он делает это.
Он включил мне песню.
Каким-то образом он синхронизировал свой телефон с моими колонками. Я не совсем уверена, как, но по мере того, как слова омывают меня – о, не плачь по мне – меня больше волнует другой вопрос.
Почему?
Зачем он это сделал?
Чтобы утешить меня? Чтобы помучить меня?
Чтобы дать мне понять, что он услышал мои слезы через стену и почувствовал... стыд?
Жалость? Страх? Надежду? Нужду? Горе?
Я сижу в кромешной тьме, мое тело парализовано, пока мой разум наводит круги, и позволяю каждой строчке впиться в мое сердце, как осколку шрапнели.
Я оторван от истины, которая держит мою душу...
Смутно я понимаю, что по моим щекам текут слезы. Я не могу собрать волю в кулак, чтобы даже вытереть их. Все мое внимание приковано к музыке... и к человеку, включившему ее для меня.
В течение четырех полных минут я слушаю.
Я плачу.
Я жду.
Ищу ответы, но ничего не нахожу.
Песня затихает.
Блютуз снова звенит, когда он отключается.
И тогда в комнате остается только тишина. Но мой разум – о, мой разум так громко ревет от вопросов, что я знаю, что сегодня у меня нет ни единого шанса заснуть.
В какую игру ты играешь, Картер?
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
МЕНЯ СЕЙЧАС вырвет.
День Коронации официально наступил, а вместе с ним и тошнота, подобная которой я никогда раньше не чувствовала. Я стою в своей спальне, затянутая в корсет. Он затянут так туго, что я едва могу дышать, не говоря уже о еде.
Наверное, это к лучшему. Мне бы не хотелось блевать на глазах у высокопоставленных лиц из двенадцати соседних стран, а также всех, кто имеет титул во всем германском обществе.
Жужжание моего телефона – желанное отвлечение. Я подхожу к тумбочке и чувствую, как бледнеет мое лицо, когда на экране вспыхивает слово ДОМ. Кто-то звонит с моего стационарного телефона, из дома в Хоторне. Дома, от которого ни у кого, кроме меня, нет ключа.
Мои пальцы дрожат, когда я нажимаю кнопку, чтобы принять звонок.
– Алло?
– Эмс, пожалуйста, не вешай трубку.
Я вздыхаю.
– Оуэн, я просила не мешать...
– Пожалуйста! – В его голосе звучит отчаяние. – Если после этого ты больше никогда не будешь со мной разговаривать, это нормально. Но мне нужно, чтобы ты выслушала меня прямо сейчас. Ты можешь это сделать?