Насчет мужчины, который пропал с готландского парома. Я поговорил сегодня утром с капитаном. Он вышлет нам копию списка пассажиров, который он обычно отправляет в пароходство. Капитан сказал, что, кроме пропажи человека на этом рейсе случился еще один инцидент — с гужевым транспортом. Один находчивый хотел проехаться со скидкой со всей своей родней. Как там у них в рекламе: «Все мы и наша машина!»? Ну так тут: «Все мы и наша лошадь! Разве это деньги?» Притом что в повозку набилось семь человек.
В приемную полиции прибыл свидетель Андерс Эрн. В рубашке с длинными рукавами он изнывал от жары. Синтетические брюки липли к ногам. Он снял пиджак, перекинул через руку. Андерс явился по собственной инициативе, чтобы рассказать об увиденном в портовом терминале, и все равно в этой обители правосудия он нервничал и невольно думал, не нарушил ли чего. Нет, припарковался он правильно. Банку пива выпил десять часов назад, за государственное телевидение заплатил. Но все равно ему было не по себе, когда он прошел вместе с инспектором Марией Верн в допросную и, вздрогнув, увидел, как за ними закрылась дверь.
Они сели по разные стороны письменного стола. Мария включила магнитофон и ободряюще ему улыбнулась, сказав обычные вступительные слова. У Эрна пересохло во рту от волнения, и ему было трудно подбирать слова.
— Я насчет Вильхельма Якобсона. Мы договорились встретиться, но он не пришел, я забеспокоился и позвонил ему домой. Его жена сказала, что он уже ушел, выехал поздновато, но на паром успеет. Стою жду его у терминала. Нам-то ехать этим паромом. А он, сука, опаздывает. — Андерс кашлянул. Если бы он не нервничал, то ни за что не стал бы ругаться, тем более в присутствии женщины. Стало тихо, он уставился на свои ботинки и носки. Он одевался рано утром и не заметил, что один носок черный, а другой — темно-синий.
— Говорите, он опаздывал, — кивнула Мария, и Андерс нехотя продолжил. Вот ни за что бы сюда не пришел, если бы Ирис не заставила! Сейчас он раскаивался. Зря он вообще ввязался.
— Я увидел его белый «опель» и поднял руку. Но он не остановился! Сначала я рассердился, а потом вижу: это не Вильхельм!
— Вы уверены?
— Да, черт возьми! — Андерс облизнул верхнюю губу и посмотрел в окно. Поскорее бы все это закончилось. Ситуация была неприятная.
Мария увидела, что его руки на коленях дрожат, а со лба капает пот.
— Как вы себя чувствуете?
— Хреново, по правде говоря! — От этих слов ему полегчало. — Я пытаюсь бросить курить, это какой-то ад. Во сне вижу исключительно сигареты. Что я купаюсь в целых блоках сигарет, что меня ими угощают. Один раз даже приснилось, что врач рекомендует мне курить и выписывает рецепт на сигареты, курить по пять штук семь раз в день ежедневно. Когда я пришел сюда, то почувствовал запах кофе и меня повело.
Мария, которая как раз собиралась предложить ему чашку кофе, чтобы сделать атмосферу более непринужденной, понимающе улыбнулась.
— Я знаю, каково это. Когда вы бросили курить?
— С сегодняшнего утра. Сперва надо было вернуться из той поездки, а уж потом бросать курить.
Мария посмотрела на часы: было десять минут десятого.
— Самое трудное — не затянуться утром. Но моя жена кружит надо мной как ястреб. Пришлось втихаря курнуть утром в туалете, мне, взрослому мужику! Понимаете?
Мария кивнула:
— А не пробовали никотиновый пластырь?
— Ирис предлагала. Но могу я хоть что-то решить сам? Сделать по-моему?
— Самое главное — чтобы ты сам решил бросить курить. Иначе не получится. Можете описать человека, который сидел за рулем «опеля»?
— Вряд ли. Я видел его одну секунду.
— Мужчина это был или женщина?
— Мужчина, но не Вильхельм. Этот был крупнее и как-то грубее. Он сидел, наклонившись вперед. Вильхельм обычно сидит за рулем, откинувшись назад.
— Какого он был возраста — молодой, старый, средних лет?
— Не могу сказать. Волос не было видно. На нем была кепка, надвинутая на глаза, и солнечные очки.
— А какая одежда?
— Не знаю.
— Темная, светлая?
— Темная… нет, не уверен. Мы с мужиками собирались на материк на соревнования Сил самообороны по конному троеборью. Я думал поехать в машине с Вильхельмом. Мой автомобиль в ремонте, тормоза барахлят. Я вообще не езжу с неисправными тормозами…
— Ладно, ладно.
— Вильхельм — это Вильхельм, он упертый, как черт, и злющий. Мы так и поняли, что он заказал отдельную каюту, чтобы побыть одному. С ним бывает. Если кто что скажет ему не так, может дуться месяцами. Теперь вот это дело с участком у моря, где стоит его рыбацкий домик. Я сказал что-то в том духе, мол, и не такое в истории бывало. Ему это не понравилось. Когда он проехал мимо, не остановившись, я подумал, что он все еще обижается, он такой. Когда я поднялся на борт, то спросил в информационной службе, какая у него каюта. Но они не смогли ответить. Тогда я плюнул и поехал на машине с Эриксоном. Нас было четверо, теснотища на заднем сиденье… ой нет, нас было трое! На нас были ремни безопасности! Там был ремень и для третьего…
— Ладно, ладно. Вы его видели на пароме?
— Нет, но я увидел на палубе того, кто вел «опель». Когда я его окликнул, он что-то выбросил в воду. Затем побежал к выходу. Когда мы съезжали на берег, то «опель» стоял на автомобильной палубе. Эриксон хотел подождать Вильхельма, но я сказал, что он может добраться и сам.
Андерс Эрн посмотрел Марии в глаза, ожидая сочувствия. Он старался прижимать руки к бокам, чтоб не было видно пятен пота на рубашке.
— Ужас как жарко, — сказал он.
— Расскажите, что вам известно о Вильхельме. Кто-нибудь может желать ему смерти?
— Что вы имеете в виду? Есть ли у него враги? Я могу сказать, что друзей у него нет. Но работает он как черт, что да, то да.
— Он женат.
— Женился на деревенской потаскухе. Ему было все равно, лишь бы она могла работать. А она может. Да, черт возьми, когда она была молоденькой… Да нет, все, ладно. — Андерс забыл о магнитофоне, а теперь вспомнил и смутился. — Расскажу как-нибудь в другой раз.
Когда он ушел, Мария открыла окно. В воздухе держалась кислая никотиновая вонь. Деревенская потаскуха. Неужели в наше время еще существуют такие понятия?
Мария села, ее глаза остановились на репродукции в раме над полочкой: «Вальдемар Аттертаг собирает дань в Висбю», кисти К. Г. Хельквиста. Хартман называет эту картину «Найди пять ошибок». Он сам подарил ее Марии, когда они переселились в этот кабинет, чтобы она помнила, что показания свидетелей следует воспринимать критически. Легко поддаться настроению и пропустить информацию, которая выбивается из общей картины. Созданный художником образ Средневековья при всей живости и детальности несет на себе отпечаток личности самого автора. Например, хотя такс в Швеции в ту эпоху не было, она выглядывает из-за чана, который следует наполнить золотом и серебром, — это собака самого художника, по кличке Медок. А ведь от картины не оторваться, ее краски завораживают! Лязг доспехов и тяжелая поступь солдат, запах свежего хлеба и гниющих отбросов. В центре полотна стоит семья: мать с младенцем на руках и с девочкой постарше, которая держится за ее юбку. Сверкание распущенных белокурых волос матери придает картине особое настроение, но достоверно ли оно? Нет, если женщина — жена и мать. Потому что обычай требовал от замужней женщины убирать волосы под платок или покрывало. Ее глаза обращены к небу с мольбой о помощи. Муж бросает на Вальдемара взгляды, исполненные ненависти. И тот отвечает на них, темноглазый и бледный, сидя на своем алом троне и наблюдая, как люди неохотно наполняют золотом и серебром три громадных пивных чана. И монастырям придется платить дань. Полноватый монах на картине что-то бормочет, но вряд ли «Отче наш». Но алчному Вальдемару мало оказалось трех чанов с благородным металлом. Через месяц, приказав заколоть всех мужчин, живших вокруг крепостной стены Висбю, он отправился грабить и опустошать юг Готланда. Теперь это было легче, чем собирать яйца в курятнике.