— Какие еще версии? Он подобрал неизвестного попутчика? Или кто-то забрался в его автомобиль и поджидал его там? Жена говорит, он ушел из дому в полшестого утра. Поехали к Моне Якобсон и еще раз ее допросим. Трюгвесон, ты с нами?
— Нет, не успеваю. Мне нужно встретиться с прокурором по другому вопросу.
— У меня есть свидетель из того же отделения Сил самообороны, его зовут Андерс Эрн, — сказала Мария. — Он сможет опознать тело до того, как мы поедем к вдове.
Вид у Трюгвесона был удрученный.
— Не очень-то любезно являться к людям с вестью о смерти родственника и тут же просить разрешения заглянуть в его шкаф. Несколько бесцеремонно, на мой взгляд. Лучше подождать с этим день-другой.
— А пока можно оглядеться, выстроить примерную картину, а уж потом ее уточнять, — согласился Хартман.
Глава 27
Мона сбросила одеяло. Ей снилось, что она ведет белый «опель» к причалу. Около нее на переднем сиденье лежала винтовка Вильхельма. И ей надо было от нее избавиться, пока она не превратилась в змею. Только бы удалось, тогда не о чем будет больше беспокоиться. Лучше спрятать ее в том же каменном кургане и тогда можно отдохнуть. И на газ давить было не нужно — автомобиль сам катился вперед, все быстрее и быстрее. Была ночь. Верхушки деревьев трепал осенний шторм. Разъяренные волны бились о причал. Свет фонарей на паромном терминале выхватывал белую пену на волнах. Мона притормозила, пропуская велосипедиста. Его лицо казалось знакомым, но кто это, она сказать не могла. Тогда она попыталась увидеть его лицо в зеркале заднего вида, но в первый миг ее ослепило. А затем она увидела. Пустые глазницы зияли чернотой. В мире живых его больше не было. Мона заперла все двери изнутри, чисто рефлекторно. Машина летела вниз по склону к терминалу. У края дороги стояла группа людей. Безликие силуэты. Из темноты у ресторана вдруг появилась серая тень. Вильхельм. Он шагнул на проезжую часть прямо перед автомобилем. Мона попыталась затормозить, но тормоза отказали. И в следующий страшный миг она увидела его лицо. Оно заполнило собой все ветровое стекло, а Мона ехала прямо вперед. Машина бесшумно пронеслась сквозь эту раздутую голову. Страх сковал все тело, руки, державшие руль, ее больше не слушались. Юго-восточный ветер толкал машину к краю набережной, нес, как пушинку, к черной беснующейся воде. Мона попыталась включить ручной тормоз, но тот превратился в змеиный хвост и ускользнул на пол вместе с винтовкой. Мона в последний раз попыталась совладать с рулем. Но он проворачивался, как пропеллер на палочке, как флюгер, без всякого контакта с колесами. Машину резко развернуло влево, и она зависла на краю набережной. Мона отстегнула ремень безопасности и попробовала отползти назад, пытаясь переместить центр тяжести. Пол раскачивался, машину кренило все больше. Наконец Мону швырнуло вперед, во мрак. Ледяная вода стала сочиться через двери и медленно растекаться по полу. Мона нажала на кнопку открывания двери. Хенрик как-то ей сказал, что если машина попадет под воду, то электрический замок может закоротить и тогда двери уже не откроешь. Впервые в жизни Мону порадовала скупость Вильхельма: на этой машине стояли старые добрые механические замки. Она нажала на ручку, но дверь открыть не удалось: вода давила снаружи. Пришлось ждать. Она ждала, а холодная вода сочилась внутрь, и машина медленно опускалась на дно. Вода доставала ей теперь до колен. Влага впитывалась в одежду и стремительно поднималась по ней, как ртуть в градуснике. Вот уже ледяная вода ей по пояс, вот уже по плечи. Тут показалась головка змеи, затем еще одна. Их хвосты мелькали у нее прямо перед глазами. Ей стало трудно дышать. Зачем ей бороться? Захотелось сдаться, перестать цепляться за жизнь. Пара минут без кислорода, и все кончится. И не надо будет отвечать за смерть Вильхельма, чувство вины пройдет. И больше никаких унижений на работе, и не придется идти на эти курсы всем на посмешище. А может, вода такая холодная, что ей посчастливится насмерть замерзнуть прежде, чем кончится кислород? Или змея пощадит ее, выдав билет в последний путь?
Нет, нет, не надо! Не теперь! Здравый смысл выталкивал ее на поверхность, не давал потерять сознание. Она принялась искать противовес смерти. Ведь были моменты, когда жить стоило, мгновения счастья. Утро, тишина и покой, солнце, играющее на траве, когда Мона шла загонять коров на дойку. Иногда, когда никто не видел, она протягивала руки навстречу легкому морскому ветерку и бежала босиком по мокрой от росы траве. Одинокие минуты на закате, когда стоишь на мостках у моря, и жизнь предстает во всем величии своей красоты. И краденые мгновения счастья, когда Вильхельм в отъезде и можно разделить с соседом Хенриком бутылку холодного пива и копченую камбалу в рыбацком домике у воды. Хенрик даже позволил ей испытать его новый экскаватор. «У тебя, черт побери, талант!» — сказал он. И она повторила, пробуя слова на вкус: «У тебя, черт побери, талант!»
И, утешившись, открыла глаза и глубоко вздохнула. Что-то было в этом сне особенное, что-то важное, что быстро растаяло в дневном свете и забылось. Одеяло лежало на полу. Окно было открыто, в него захлестывал дождь, и с подоконника капало. Она посмотрела на часы у кровати: полседьмого! Как мог Ансельм проспать прогноз погоды? Чудеса, да и только! Мона опустила ступни на холодный пол и ощутила боль в ноге. Подняла подол длинной ночной рубашки и осмотрела место укуса. Сегодня она его вскроет. Мона чуть надавила на ногу. Такая же синяя и распухшая.
Мона оделась и пошла в коровник. Вчера она бросила недоделанную работу, чтобы успеть на турнир, где так удачно выступил Улоф. И оно того стоило. При виде его победы слезы хлынули у нее из глаз, и она поспешила спрятаться за ближайшую палатку, чтобы никто не увидел, что она ревет как дура.
Уже в дверях коровника ее встретила туча мух, наказание за то, что вчера вечером она не убрала навоз. Машинально, как лунатик, она вымыла молочное ведро, продезинфицировала коровам соски раствором хлорамина, подоила их и смешала новую порцию комбикорма.
Когда она перешагивала через проволочную изгородь, моросил дождь, ее чуть не ударило током. Хенрик шутил с Ансельмом, что если человек склонен к фибрилляции предсердий, то можно для профилактики время от времени принимать небольшие удары током на дому. И время, и деньги сэкономишь!
Мона вдыхала ароматы, растворенные в дожде: пахло тимофеевкой, влажной землей и полевыми цветами. Глаз отдыхал при взгляде на луг, поросший орешником и можжевельником. Сколько здесь оттенков зеленого цвета! Большие серые камни в траве напоминали спящих барашков с круглыми спинами. У их подножия росли кошачьи лапки и истод. Свея говорила, разросшийся по лугу истод — признак того, что скот здесь пасут уже много лет: его семена переносят муравьи, всего на несколько сантиметров в год.
Когда Мона загоняла стадо в коровник, она заметила породистую корову Клару, одиноко стоящую в перелеске. Корова была стельная и могла отелиться в любой момент. Видимо, этот момент наступил.
Управившись в коровнике, Мона прошла наверх к отцу. Ансельм лежал на боку, отвернувшись к стене. Пол был усыпан табачной жвачкой. Было невозможно пройти, не наступив на плевки. Коврика у него не было с тех пор, как он сюда переехал. Мона наклонилась, чтобы посмотреть ему в лицо. Сейчас он выглядел довольно безобидно. Губы во сне выпятились, изо рта стекала слюна. Одеяло он отбросил в сторону. Он спал в сетчатой тенниске, сохранившейся еще со времен нейлоновых рубашек, и не хотел ее выбрасывать. Теперь он немного причмокивал губами. Интересно, что он видит во сне, когда ему не снится Зимняя война, подумала Мона. Не является ли ему иногда моя мать? Или его совесть настолько притуплена алкоголем, что его уже ничто не беспокоит, кроме самого элементарного — голода, жажды и прогноза погоды?
Если он только пикнет, куда, мол, девался Вильхельм, то она спросит его о матери. Она это сделает, хотя тема всегда считалась у них в семье запретной. Почему она покончила с собой, Ансельм? Что ты ей сделал? Помнишь ли ты девочку, пришедшую домой после самого первого школьного дня и горящую желанием все рассказать о школе, как она залезла в постель к маме, но не получила ответа? Где ты был тогда? Где ты был, когда девочка встретила холод и смерть? Когда маятник остановился и остановил время?