Пышная трава, притоптанная на тропинке, высилась вокруг благоухающим жужжащим морем. Деревья и кустарники сплетались замысловатым узором, щебетали разными голосами, задерживали взгляд путника сочностью окраски.
– Виноград? Сорву, меня не сочтут браконьеркой? – с ветки дуба свешивалась зелено-фиолетовая кисть.
– Он еще не вызрел. Рано, милая девушка, – засмеялся дядя Степа. – Через недельку – пожалуйста.
– А я в детстве любила недозрелый… Да и через недельку меня здесь уже не будет, – вздохнула Юля и надолго замолчала.
Бурливый мутный ручей преградил дорогу. Поток брал начало где-то в лесистой возвышенности, шумно перепрыгивал через камни, и, судя по истоптанным берегам, собирал на водопой местную живность.
– Ой, а как же… – Юля с тоской посмотрела на своих спутников в сапогах.
– Эдик не предупредил? Негодник! – дядя Степа погрозил пальцем.
Юля только набрала в легкие воздуха, чтобы возмутиться… И взмыла в воздух. Быстро и ловко Эдуард преодолел ручей, поставил ошарашенную Юлю на противоположный берег.
– Спасибо. Я…
– Ты совсем легкая. Я не против таких упражнений
Он скромно улыбнулся, и – может, Юле померещилось? – на его щеках заиграл румянец.
7
Целый день Юля Смирнова вдыхала благотворный воздух заповедных территорий, дивилась прихотливо прикрученным к дубам фотоловушкам, разглядывала отметины когтей леопарда на стволах деревьев, слушала байки, позировала на фоне фантастических пейзажей и к вечеру чувствовала себя абсолютно счастливой.
В маленькой столовой собрались вечером все работники станции. Они с аппетитом поглощали щи и котлеты, нахваливали повариху бабу Дусю. Юля оказалась за одним столом с Эдуардом, Марой и Кирюхой. Мара щебетала без умолку, Кирюха флиртовал и сыпал остротами. Эдуард молчал, изредка кидая на Юлю непонятные взгляды.
– А он поплыл.
Девушки вернулись с ужина, прилегли отдохнуть и болтали обо всем, словно две лучшие подруги.
– Кто?
– Эдик. Я рада, наконец-то маманька успокоится.
– Маманька? – Юля от неожиданности выговорила слово с французским прононсом.
– Да, он же братец мой. Ты не врубилась?
– Нет, не врубилась, – Смирнова облегченно расхохоталась. – Эдуард говорил что-то про сестру Тому.
– Ну ты даешь! Все знают! Я Тамара, но имя Тома меня бесит. Мать и брат называют так, им пофиг на мое мнение. А все остальные зовут Марой. Эдик… что про меня говорил?
– Что ты хорошая, светлая…
– Да? Это его фантазии. Я дракон и изрыгаю пламя. Знаешь, раз в полгода напрашиваюсь сюда поснимать. Братец против, но кто бы его спрашивал! Люблю доставать Эдю, у него беда с чувством юмора.
– Да… Мара, ты прости, мне статью писать надо.
– Валяй, трудяжка.
Юлия углубилась в ноутбук, добавляя новые впечатления к вчерашним заметкам. Давно работа над материалом не приносила такого удовольствия. Журналистика стала рутиной: задание редактора, план материала, сбор информации.
– Как же мне назвать статью… Пятнистый герой… Территория пятнистого героя… Пятнистое счастье! Эврика!
– Да у тебя процесс идет, я смотрю. По чайку?
– Я за! У меня конфеты припасены.
Они, натянув тапочки, отправились на кухню. За большим термопотом скучал молодой сотрудник. Увидев девушек, он испарился.
– Аутист. А давай я Эдика позову, – подмигнула Мара.
– Не надо этого делать! Что за сводничество! Кушай конфеты лучше, проказница.
– Ну смотри! Проворонишь счастье: холостой, молодой, отличный специалист, алименты не платит, носки стирает.
– Тебе бы в пиарщики податься, – рассмеялась Юля.
– Может, и подамся. Ну ладно, я к Кирюхе, прогу обещал показать интересную.
Мара быстро допила чай и исчезла. Без нее сразу стало тихо. Юля вернулась в комнату и вытащила из сумки книгу. Очередной научпоп про природу – она поглощала эти книги, словно конфеты, одну за другой.
8
– Юлия, подышим воздухом? – Эдуард без стука ворвался в комнату.
– Я спать собиралась.
– Прости, я не подумал.
Парень не настаивал, но весь вид его кричал: «Соглашайся!».
– Дай пять минут.
Юля натянула теплую кофту, надоевшие за день кроссовки и зачем-то вытащила помаду. Посмеялась над собой и спрятала тюбик. Дурища.
Дальневосточная мгла сразу окутала их бархатным покрывалом. С небосвода подмигивали неуверенные звезды, соревновались в пении ночные птицы, вдалеке ухнула сова. Остро пахло хвоей и чем-то невыразимо сладким.
– Пойдем в беседку, – Эдуард махнул куда-то в темноту.
Воцарилось молчание. Парень сел рядом с Юлей, и она всем тело ощущала рядом уютное тепло. Ей хотелось прижаться, приклеиться к нему – так, чтобы никто не оторвал. Она улыбнулась своим мыслям: все считали ее недотрогой, зазнайкой, которая мечтает о принце. Ошибались!