Представителей двух поколений Клаппов привели под светлые очи Ардо. Купец держался из последних сил, а вот дочь его расклеилась – хныкала и размазывала слёзы по лицу. Слишком дешёвый трюк, чтобы тронуть сердце Ардо. Герцог почти не задавал вопросов, купец и так всё сам рассказал. И развел руками, мол, ни в чем не виноваты мы пред тобой. "Уж одним виновны – лилию у вас нашли", – мысленно возразил на эту эскападу герцог. Хитрый Клапп, похоже, этого ещё не понял. Он-то тёртый жизнью калач, его хоть в огне кали, хоть в воду кидай, хоть в темнице держи на хлебе и воде…
– Клапп, слова ты сказал одни. Посмотрим, что скажешь ты, когда твоей дочери всыплют двадцать плетей. Прямо у тебя на глазах…
– Не-ет! – заверещала девушка. А отец её молча боролся с солдатами, но куда ему одному с ними совладать.
Палач поднял плеть… купец пытался отвернуться и закрыть глаза, но ему разъяснили, что если он не будет смотреть на экзекуцию, то спине его кровиночки придется отведать не двадцать, а сорок плетей, а от такого угощения она наверняка помрёт… и Клапп вынужден смотреть… он смотрит и седеет, и новые морщины бороздят его лик. А дочь прогибается под плетью и на атласной коже вспухают кровавые рубцы… когда она теряет сознание её обливают водой – никаких шансов избегнуть боли в спасительном небытии. Палач герцога своё дело знает. Одно слово – мастер.
И вот дочка не только в соплях и слезах, но и в крови. А отец не бледен, а уже сер лицом. Только толка нема. Ардо слышит уже знакомую сказочку: и сами мы ни при чём и не знаем, кто виноват и что делать.
– Осаду с Гиля не снимать. Клаппа с дочерью посадить на корабль и высадить в диких землях у окраинных столбов. Ты купец, наверное, надеешься на своё золото. Так вот, его у тебя уже нет и никогда не будет. – Герцог обратился к прикормленной банде своих финансистов: – Всё имущество Клаппа пустить с молотка и направить на благотворительность. Все счета в заморских банках арестовать. И объявить, что если кто поможет изгнанникам, он станет моим личным врагом…
Эти известия Клаппа добили. Когда его уводили, он еле ковылял. Купец знал, что такое слово герцога Ардо. Сам-то он бывал и в пустынях и на дальнем севере и на диком берегу делишки кое-какие обделывал. Но дочь любимая… не знаешь сразу что лучше – чтобы она добралась живой до этих проклятых земель, или…
Загодя Рита объявила, что будет справлять День рождения на Вересковых холмах. И присовокупила: можно приходить без подарка, но обязательно с хорошим настроением, потом подумала и уточнила: дарить живые подарки не надо. Она переживала пропажу рыжего кота – безымянного бандита с большой дороги (одно ухо порвано), а может, предчувствовала, что ей предстоит скорое и долгое путешествие, а в подобных обстоятельствах не нужно обременять кого-то из друзей своими птичками-рыбками-котятами.
И вот настал тот самый день… караван, состоящий из юношей (некоторые из них уже начали лысеть) и девушек (некоторые из них уже успели развестись, и не один раз) топает по направлению Вересковых холмов; желающие праздновать растянулся шагов на сто. Так всегда бывает – вроде компания одна и практически все друг друга знают или знают того, кто знает другого… но как цельный организм состоит из двух рук, двух ног, двух ух… в общем каждая компания норовит разбиться по принципу: каждой твари по паре. Так и топали золотым солнцем озаренные от Гиля до Вересковых холмов.
Как прекрасна Рита сегодня! Ух… шаловливые лучики солнца пробивались сквозь её золотые кудри, от такой картины сердца окружающих сжимались… Короткое зелёное платье облегало фигуру красавицы и от этих изгибов сердца сжимались ещё больше, хотя хирурги сказали бы, что это просто невозможно. А разрез на юбке? Его же надо было видеть! К тому же Рита боса и её босые загорелые ножки выделывали с сердцами наблюдателей такое, что не снилось даже патологоанатомам.
По пути Рита не преминула попробовать ягоды из лукошка Грина. Пробовала не только она, но и подружки, да и парни нет-нет да и норовили облегчить корзину. Понятно, что и вопросы задавали: а ты чего подаришь – ягодки? Грин лишь улыбался. Мол, скоро увидите.
И вот Вересковые холмы, а точнее один из них, принял на время веселую компанию. Дружно расстелили скатерти, накрыли "поляны" и пошел пир на весь честной мир. Угощение простое, но голод в купе со свежим воздухом – лучшие приправы к жареному на огне мясу, к овощам и фруктам, к легкому домашнему вишнёвому вину, а также к копчёному окороку, который приволок цыган Яшка (и бесполезно спрашивать, знает ли хозяин окорока, где состоится веселая панихида по этому знатному куску мяса). За именинницу – тост первый. За родителей – второй. Седьмой – за любовь. А дальше никто не считает…