По чёрному-чёрному парку, среди чёрных-чёрных деревьев двигалась чёрная-чёрная тень. Разумеется, это Грин. Ведь охранники храпели, а доги чёрным-чёрными каплями стелились за рыжей каплей, где-то на периферии. Косматые лапы елей обнажили гладь озера. Вот оно! Грин так спешил к лилиям, что не заметил человека с косой. Хотя как можно не заметить высокую фигуру косца в белой рубахе, переливающейся под светом месяца… удивительно, до чего остроглазый в обычной ситуации человек бывает слеп, как крот, когда его цель уже почти на блюдечке с серой каёмочкой (ночью все каёмочки серы)… И только почти добежав до озера, Грин почувствовал, что в затылок ему уперся пристальный взгляд. Он обернулся. Медленно. А человек с косой сделал широкое движение, и сочная трава, срезанная косой, упала на землю. Грин подошел поближе, так и есть – это седобородый Погодин.
– За лилиями пришел.
Он не спрашивал, он знал. В руках у Грина поблескивал нож, с такого расстояния он мог попасть в шею Погодина. Мог… и не мог, одновременно. Он спрятал лезвие в ножны. Полез за пазуху, достал крестик на простой грубой нитке, зажал её в кулаке и подошел к Погодину.
– Он намоленный… – Грин не сказал, что это всё, что у него есть, это и так понятно.
Погодин крест принял осторожно в свою широкую и загрубелую от каждодневной работы ладонь, потом поцеловал и одел на себя, под бородой крестика и видно не стало. Потом снял с себя свой нательный крест и подал Грину. Грин поцеловал его и аккуратно заправил под рубашку.
– Сколько тебе срезать?
– Мне одну для себя… и еще одну… я должен… – пошло и глупо прозвучали эти слова в ночи и Грин стал себе несколько противен.
– Подержи косу, – Погодин вручил влажное древко Грину, а сам направился к воде, он знал, как подойти к лилиям, и знал какие срезать. Два раза сжался хорошо смазанный секатор. И вот два необычных цветка стали уже скорее мёртвыми, чем живыми. Неподготовленные натуры, когда впервые видели серебряные лилии, забывали о времени, забывали о золоте и драгоценностях, содержалось в них что-то такое, не от мира сего, что Создатель для них не пожалел, но не наделил этим важным свойством никакие другие, даже самые роскошные цветы.
– Держи, крестник, – Погодин протянул слегка ошалевшему Грину лилии, и принял от него косу. А потом цыкнул на двух догов, которые неслышно появились из леса. Они порвали бы любого, слушались только герцога Ардо и терпели Погодина.
Грин спросил себя, если бы он метнул нож, отмахнулся бы от догов косой? И кто-то взял его за позвоночник, и этот кто-то очень большой – много больше Грина! – и гораздо холоднее…
– Теперь можешь идти, – вернул его в ночь Погодин.
– Спасибо, дядя Погодин! – поблагодарил за неоценимую услугу молодой человек.
– Не за что, – старик махнул рукой, он был прав и не прав одновременно.
Грин осторожно сжимал в руках две серебряные лилии, и, не веря ещё до конца своему счастью, как на крыльях летел сквозь лес, скорей, скорей – выбраться и тогда всё! Как ограду перемахнул – помнил смутно. И только, когда скрылся в лесу уже по ту сторону решетки, почувствовал, как навалилась усталость. Больше от переживаний, чем от беготни. Он присел под одним приметным только ему кустом, и вынул второе дно в оставленной здесь загодя корзинке, положил в тайник лилии на мягкие листья подорожника, стебли укрыл тряпкой и полил её водой из бутылки, потом вставил в корзинку второе дно – плетеный круг с маскировочным слоем земляники. Снаружи всё выглядело естественно, если не присматриваться днем при ярком свете или не шмонать уж слишком привередливо, то прокатит. Хотя кому шарить по корзинке Грина ночью в лесу? Не контрабанду же он везет через границу. Ранний добытчик ягод возвращается в город, чтобы продать свежую землянику на рынке… обычное дело для Гиля. Впрочем, матерые ищейки выкупили бы такой спектакль, Грин уже давно не занимался ягодами. Но и доверить корзинку он никому не мог. А вы бы доверили? Как говорится, доверяй, но никому не верь. И поэтому на следующий день к Нуар он заявился только с одним цветком.