Глава 3. Прошлое. О том, куда могут завести желания
Мальчишка стоял там, позади толпы, и видел, как волка сталкивали палками в болото. Механический зверь сопротивлялся, как мог, упирался лапами, но жизни в нём уже почти не было. Несколько судорожных движений, круги, вяло разошедшиеся по мутной воде и быстро угасшие, и всё было кончено.
— Ты был незлой, — шептал мальчишка. — Незлой. Они ничего не понимают.
Через два утра на третье, когда большая часть поселенцев подалась в лес за грибами, и родители тоже, отговорившийся недомоганием мальчишка стоял у берега, вглядываясь в мутную глубину. Под жёлтыми пятнами листьев, занесённых сюда ветром, под зелёной ряской проглядывал тёмный силуэт на неглубоком дне.
Мальчишка взял палку, выломанную накануне в кустарнике, и принялся прилаживать к ней петлю.
Позже он настолько увлёкся, возясь во взбаламученной воде, что не замечал уже ни холодного порывистого ветра, ни моросящего надоедливого дождя, ни промокших ног.
— Что это ты делаешь? — раздалось за спиной. — А вот я отцу твоему расскажу!
— Гундольф, — с досадой выдохнул мальчишка. — И что расскажешь? Я ничего ещё не сделал!
— А вот то и расскажу!
Толстяк подошёл ближе, привстал на носки и вытянулся, чтобы дальше заглянуть.
— Волка достаёшь? — хмыкнул он. — Совсем дурной, что ли?
— Боишься? — зло спросил мальчишка, поудобнее перехватывая палку с налипшими клочьями тины. — Ну так проваливай! Жалуйся кому хочешь.
Но Гундольф, похоже, пока не собирался уходить.
— А зачем тебе зверь? — с любопытством спросил он, указывая на волка. — Может, его зуб на память хочешь взять?
Хвостатый поколебался, не зная, делиться ли с таким своими мыслями.
— Механизм изучить, — наконец неохотно ответил он. — Разобрать, почистить, снова собрать. Понять, как он работает. Может быть, даже смогу починить.
— Ха! — фыркнул толстяк. — Починить, чтоб он руку тебе откусил?
— Он не был злым, — упрямо произнёс мальчишка. — Не был, я чувствовал.
— Да ты совсем свихнутый, — покрутил пальцем у виска его собеседник и вновь уставился вниз, где улёгшаяся муть чётко обрисовала тёмные очертания волка.
Мальчишке было плевать, что о нём думает Гундольф. Он досадовал только, что зря теряет время. К обеду люди начнут возвращаться, и думать будет нечего о том, чтобы у всех на виду тянуть волка на берег.
— Слышь, Ковар, — внезапно произнёс толстяк. — Ты где палку взял? Так и быть, я помогу, но с условием. Если вытянем, я хочу его зуб.
— Один зуб?
Хвостатый пристально поглядел на собеседника, немного поколебался, а затем решился.
— Но чтобы не хвастал им перед всеми, ясно? И где волка спрячем, никому ни слова!
Гундольф насупился.
— Не дурной, ясно? — сказал он. — Мне же первому влетит, если отец про зуб прознает.
— Вон там, за орешником, кусты, у них ветки длинные.
Вдвоём действовать было куда сподручнее, хотя и всё равно тяжело. Мальчишки с трудом выволокли волка на берег, а когда оттаскивали в сторону, едва не надорвались. И на берегу остался заметный след, который они после старательно затаптывали и прикрывали листьями.
— А если поглядит кто в воду? — почесал затылок Гундольф. — Увидят же, что волка там больше нет.
Поразмыслив, мальчишки спешно смастерили корявую фигуру из чулок, набитых камнями. Волка она напоминала, только если не особенно приглядываться, но может, ил со временем сгладит очертания. Поддельный волк с плеском ушёл на дно.
— Возвращаются уже! — встревожился Гундольф, глядя в сторону леса. — Проверь ещё раз, хорошо волк спрятан? И расходимся!
Зверь неподвижно лежал в зарослях у орешника, холодный, перепачканный тиной и грязью. Его скрывали густые сплетения ветвей да ещё опавшие листья, которые мальчишки наносили горстями.
На следующий день двое заговорщиков явились к зарослям. Оба воровато озирались, стремясь остаться незамеченными. Хвостатому-то это давалось легче лёгкого, а вот Гундольф скрытным быть совсем не умел. По счастью, на него никто не обратил внимания.
— А что, если он ожил? — громко прошептал толстяк. — Ожил и убежал в лес, и будет людей по одному отлавливать и загрызать!
Чем ближе они подходили к орешнику, тем медленнее становились их шаги.
— Чушь, — ответил хвостатый не очень уверенно. — Не станет он никого загрызать. Он и был-то едва живым, а как полежал в воде, так и вовсе, наверное, заржавел.
Волк лежал там же, где его и оставили, безжизненной тёмной грудой. Гундольф сперва взял палку, припрятанную тут же, потыкал бурый бок. Затем, осмелев, принялся отбрасывать листья, а хвостатый ему помогал.