Можно возвращаться. Сова, говорят, слышит стук человеческого сердца на большом расстоянии. Яна боялась, что все вокруг тоже услышат стук ее сердца, услышат, о ком оно стучит. Она вздохнула: Махат, кажется, уже услыхал это, а ведь именно ему, любящему ее больше всех остальных здесь, не надо было бы этого слышать.
Густые заросли перешли в высокий лес. В сумерках раздавались приглушенные команды, натуженно ворчали моторы, борясь с песком, двигались в направлении Киева тысячи солдат. Повсюду шла подготовка к наступлению.
Остается день, может, всего одна ночь, и Яна со Станеком окажутся на границе между жизнью и смертью. Уже поздно. Сегодня она вряд ли его увидит. Может быть, так и лучше. Губы ее скорбно сжались: она потеряла уже двоих, которых любила. А вдруг?.. Она отогнала эту мысль. Смерть и смерть. Одна, вторая — не довольно ли?
Ее первой любовью был Олдржих. Впрочем, была ли это любовь? Робкая, несмелая, скорее тревожное предчувствие любви, чем сама любовь. Яна ходила в третий класс броумовской гимназии. Олдржих был учеником пятого. Однажды в воскресенье случилось самое прекрасное: совместная загородная прогулка с родителями на Бездез, тайные пожатья рук, несмелая попытка поцеловаться в развалинах замка, а вскоре после этого самое страшное: опять совместная «прогулка», на этот раз во время бегства от немцев в Польшу. Пограничный патруль, обстрелявший их ночью, убил Олдржиха.
«Именно его из восьми человек. Случай ли это? Или это моя вина, потому что он шел рядом со мной, а я отставала?»
Когда в Кракове заботу о семье Панушки взяли на себя родители Януша, стало казаться, что вернулось мирное время.
Януш — это уже была ее настоящая любовь. Целыми днями они были вместе. Януш помогал отцу в антикварном магазине. И едва он приходил из магазина, как они отправлялись бродить по краковским улицам. Опасность, которая была рядом с ними, позади них, вокруг них, представлялась им нереальной, как в тумане. Темные порталы старых домов видели их поцелуи и слышали их клятвы: «Никогда тебя не забуду! Даже если нас что-то разлучит!»
Она шла по узкой просеке, напоминавшей ту краковскую улочку, по которой Януш водил ее чаще всего.
Родители Януша были евреи, а для нацистов евреи, как и беженцы из Чехии, были бельмом на глазу. Все кругом говорили о том, что делается в Чехии, и строили догадки о ближайших планах Гитлера. Яна начала бояться. Но Януш не боялся: «Мы защитим родину! И тебя я защищу!»
После вторжения немцев в Польшу Панушковы двинулись дальше на восток и недалеко от советской границы узнали, что Януш и его родители расстреляны.
За что? Яна не переставала мучить себя этим вопросом. «Потому что они прятали нас? Ведь люди очень часто видели Януша и меня вместе. Опять моя вина».
Темнело. Яна возвращалась, ориентируясь по полоске неба между кронами деревьев. Световая морзянка уже рассыпала на темном небосводе свои фантастические сигналы. Яна искала в них для себя какой-нибудь знак. Седое небо напоминало оловянное зеркало, дробившееся на осколки вспышками вражеской канонады и лучами прожекторов.
«Может, прав папа, говоря, что все придет после войны, когда наступит мир? — думала она, запрокинув голову к небу. — Осколки, одни осколки… До сих пор у судьбы не было для меня ничего другого. Она мне все разбила и разбивает». Осталась теперь любовь к Станеку. Она была ей необходима. Она помогала залечить те две раны, преодолеть страх, который они после себя оставили. Разве любовь принимает в расчет мертвых? И хотя Яна помнила все-все, любви до этого не было никакого дела.
Яна лучше, чем Махат, понимала, почему отец беспрестанно сравнивает мирную жизнь и войну, рассуждает о том, что дает молодым людям первая и отнимает вторая. При этом он думает об Олдржихе и Януше. А здесь, на фронте, смерть каждый день находит работу. Поэтому он так упорно повторяет: все после войны. Он не хочет, чтобы она в третий раз потеряла любимого человека.
«Так размышляет папа, но я и думать не хочу о том, что Станек может стать этим третьим. Я его люблю, как никого до сих пор не любила, и должна, должна верить, что война не отнимет его у меня».
Таинственная мозаика световых сигналов становилась все интенсивнее. Яну вдруг обуял страх, который она тщетно пыталась превозмочь. Было ясно, что по просеке к основному пункту связи ей не пройти. Яна свернула и побежала напрямик, не разбирая дороги, хотя уже не верила, что прибежит вовремя и услышит от Станека то желанное прекрасное слово.