— Пленного? — удивленно протянул Галирж.
— Но и вы, господь свидетель… и вы Прагу уже не увидите!
Станек уловил в его тоне непреклонную веру в то, что говорит. Он подошел к двери.
— Почему же и мы не увидим Прагу? — строго спросил Галирж.
Немец был от Станека близко, в двух-трех шагах, но голос его звучал словно откуда-то издалека.
— Вы думаете: великая Германия — это разбитые бомбами города, опустошенные деревни, нищета и голод? Как вы заблуждаетесь! Ведь мы ведем бои на чужой территории. Вам еще далеко до границ Польши, далеко до наших главных укреплений, но как только вы на них натолкнетесь, тогда и познакомитесь с тем, что мы для вас приготовили…
— Фау один или два? — спросил Галирж иронически.
Тон ответа был тоже ироническим:
— Откуда мне знать номер?
В тишине постукивала пишущая машинка. Рабас тоже подошел к двери.
— Вы забыли, что произошло после первой мировой войны? — спросил язвительно Франц Вебер. — Разве вы не убедились еще, что и Англии и Америке ближе наша система мышления, нежели большевистская? Мне жаль вас. Вы не учились у истории: пером и кровью скрепляете с русскими дружеский договор и тем самым, собственно говоря… Вы понимаете, не так ли?
Станек и Рабас в оцепенении слушали. Голос Галиржа:
— А вы учли уроки истории?
— Разумеется. Прежде чем направиться на Восток, мы, покорив всю Европу, обеспечили прочный тыл.
Галирж усмехнулся:
— Вы замечательные стратеги, господин полковник. Однако вы с такой «нежностью» заботитесь об этом тыле, что в настоящее время это скорее наш тыл, чем ваш.
— Не стоит выдавать желаемое за действительное, герр капитан. — Полковник прикрыл глаза. — Но у нас и на этот случай есть средства. Газовые камеры, например… Я мог бы об этом рассказать…
— Нет, благодарю, — остановил его Галирж. — Мы солдаты. Нас интересуют другие данные. Правда ли, что группа армий «Центр» планирует еще до рождества вернуть назад Киев…
— Почему бы ей этого не сделать? На то она и армия.
— Откуда возьмете дополнительные силы?
— На это вы могли бы найти ответ в моей философии, герр капитан.
— Говорите яснее!
— Перемещением дивизий из районов относительного затишья в районы, где решается судьба войны.
20
Рабас не стал дожидаться окончания допроса полковника и увел с собой Станека — подальше от Вокроуглицкого. Он понимал, что значит для надпоручика эта история с подстрекательством его солдат. Никакие объяснения Станека не убеждали, напротив, даже упоминание о Вокроуглицком еще больше распаляло его. Рабас боялся за Станека: «Схватится еще с поручиком, дойдет до рукоприкладства. За это и разжаловать могут. Или в тыл отправят, — Рабас от досады заскрипел зубами, — а я и товарища лишусь, и надежной связи в критическую минуту — в этом деле Ирка не имеет равных. Нет, я не допущу, чтобы эти двое нынче встретились друг с другом. Но как задержать Ирку?»
Рабас проводил надпоручика до его домика и, хоть тот и упирался, втолкнул его в дверь.
Станек сыпал ругательства, но, увидев Леоша, замолк. Рабас с нескрываемой радостью приветствовал Леоша:
— А, пан шеф-повар! Ну-ка покажи свое умение и подай нам на серебре шницель по-венски и мельницкое вино. К шницелю, разумеется, красное.
Леош бросил косой взгляд на своего сумрачного командира, но поддержал радостный тон Рабаса:
— Осмелюсь доложить, пан капитан, шницель будет. — И в ответ на удивленный взгляд Рабаса добавил: — Подрумяненные шницелечки, но из колбасы.
— Сойдет! — Рабас скинул полушубок.
Станек ворчал:
— Ты надолго тут расселся?
— Будем пировать, — объявил Рабас — Исчезли призраки. Разве это не повод для праздника?
Станек еще противился, но Рабас силой усадил его на стул и погладил по голове:
— Опять тебе, душа моя, придется носиться с кабелем к моему батальону.
— Пошел ты к черту!
Появился Леош с угощением. Серебро заменяли закопченные солдатские миски. Вместо скатерти — листки бумаги с устаревшим кодом.
— Вода для чая кипятится, — прогнусавил Леош.
Рабасу, озабоченному тем, как «с наименьшими потерями» ликвидировать конфликт, было безразлично, что приготовит Леош, но он не подавал виду и старался быть в глазах Станека прежним, разбитным малым.
— А воду где брал? В пруду? — допытывался он. — Учти, я головастиков и тритонов есть не буду.
Леош вдруг выставил на стол бутылку самогона.
— Тоже неплохо, — подмигнул Станеку Рабас, бросая в рот подрумяненные кружочки колбасы. — Как ты считаешь, Ирка?