Охваченный ужасом, Аультину изо всех сил старается удержать канат, который натягивается все сильнее, и если бы он чудом не зацепился за носовую лебедку, не миновать бы мальчишке кровавой бани. У Аультину ободрана кожа на ладонях, но это пустяк по сравнению с тем, что открывается его взору: в ужасе смотрит он на бурлящий кровавый котел, представляя себе, как вонзаются в его тело зубы тунцов или гарпуны, как волны захлестывают и затягивают его в темную глубину.
Не нужно ему это море, которое из овчарни кажется таким недостижимым и безмятежным. Нет, море — это смерть! Аультину оглушен. До его сознания доходят лишь какие-то смутные голоса и звуки, он почти не видит того, что творится вокруг, и начинает что-то соображать, только когда в баркас втаскивают тело упавшего за борт рыбака.
Тунцы издыхают, солнце уже высоко, рыбаки проголодались. Бьют в колокол: это сигнал отбоя. Из трюма достают хлеб, вино, сыр. Все торопливо закусывают. Дел еще невпроворот: улов оказался очень удачным.
— Выдайте семье погибшего плату за целый день и хороший кусок соленого тунца!
Голос старшого как будто усмиряет море: волны понемногу успокаиваются, белые барашки исчезают. Неподвижно и молча сидят на палубе обессилевшие рыбаки.
5У тетушки Антонии дом белый, как и у всех в деревне. Обстановка бедная — большие короба для хлеба, стол, стиральные доски, три скамьи, горшки на стенке у очага и соломенный тюфяк на полу. Зато света много, вполне достаточно, чтобы хорошенько починить одежду. Но Аультину не хочет снимать штаны, ему не терпится убежать на площадь. Тетушка удерживает его, а он вырывается. С улицы уже доносятся звуки лаунеддас[1] и веселые голоса.
— Да оставь ты эту дырку, подумаешь, какое дело!
Но тетушка Антония крепко зажала племянника между колен.
— Мы еще успеем до прибытия всадников! Хорошо, если они к началу танцев появятся.
— Я и на танцы тоже хочу!
— Погоди, вот управляющий покажет тебе танцы! Твое место в овчарне.
Как ни старается Аультину объяснить тетушке, что управляющий ему теперь не страшен, ведь хозяин самолично позволил ему остаться на празднике, она его не отпускает. Творог был хороший, а сыр с можжевеловым запахом — такой вкусный, что хозяин требовал его к столу четыре дня подряд! Но сколько бы Аультину ни рассказывал, как сам хозяин хвалил его управляющему Понтедду, тетушке Антонии не верится, что мальчик может остаться в деревне и погулять на празднике вместе со всеми.
— Станет хозяин хвалить подпаска! У него что, других дел нет? Ему оброк и подати надо считать!
— А я все равно пойду на танцы! И вы со мной. Вон сколько лет вы уже не танцуете. На танцах и мужа себе найдете. И нечего смеяться! Вы красивая, очень даже красивая, и если бы я был взрослым, вам не понадобилось бы искать себе мужа: я сам давно бы на вас женился.
Аультину развязывает тесемки тетушкиного фартука, набрасывает ей на плечи расшитую шаль и тянет Антонию на улицу.
— Может, сегодня сам управляющий Понтедду в вас влюбится!
6На площади перед церковью Аультину не долго приходится держать тетушку за руку: трое кавалеров наперебой приглашают ее в хоровод. Освободившийся Аультину убегает и устраивается возле сплетенной из веток и украшенной цветами арки с надписью, приветствующей испанского хозяина, хотя никто в деревне по-испански читать не умеет. Здесь же, у арки, где должны финишировать всадники, стоит лавка с призами. Победитель получит синий шарф, десять монет, мешок бобов, мех вина, лаунеддас и освященную на Пасху — совсем как живую — розу из теста с красиво раскрашенными лепестками, листьями и шипами. За второе место полагается четыре монеты, за третье — две. Для того, кто прискачет последним, приготовлен специальный приз — колбаска, да такая натуральная, что женщины, глядя на нее, краснеют.
Но нет времени разглядывать призы. Аультину пробирается на трибуну для почетных гостей, вскарабкивается на навес, с которого далеко видать, и, заметив в конце дороги облако пыли, первым оповещает публику:
— Едут! Я их вижу!
Конечно, это не настоящий отряд конников — ни числом, ни видом на эскадрон он не тянет. Деревня не город, где в скачках участвуют опытные наездники на породистых лошадях. Но в этом году состязания должны быть интересными, поскольку на них присутствует сам хозяин, прибывший в свои владения из Испании. В скачках участвуют несколько солдат, получивших разрешение использовать гарнизонных лошадей, кое-кто из удачливых крестьян, кто ухитрился вырастить коня и не отдать его управляющему, и несколько торговцев со своими клячами, на которых они ездят с ярмарки на ярмарку. Хозяин по справедливости запретил участвовать в скачках всадникам из своего эскорта: и потому, что они безусловно оказались бы победителями, и потому, что ему не хотелось рисковать своими конями ради состязаний в какой-то глухой деревушке.