Арудж-Баба до того счастлив своей удачей, что готов даже расстаться со шкурой убитого им льва: пусть Рум-заде отвезет ее в подарок матушке. Но юноша отказывается: он считает, что шкура должна остаться у Арудж-Бабы на память о первом звере, которого он убил серебряной рукой.
Вообще-то бейлербей не терпит никаких возражений, но на этот раз не упрямится: в такой радостный день грех портить себе настроение, и потому он преподносит юноше другой подарок: Рум-заде увезет с собой живого льва в крепкой клетке. И юноша вынужден согласиться.
Следопыты извещают охотников о том, что их ждут новые прекрасные трофеи. Распорядитель охоты подает сигнал, и все трогаются в путь.
Теплым и безветренным осенним утром, совсем рано, пока все еще спят, Осман Якуб на цыпочках пробирается в любимый висячий сад Аруджа.
Для ухода за деревьями и цветами во дворце держат трех опытных садовников и уйму слуг, их помощников и мальчиков на побегушках, но за розами, что вьются по стене комнаты Аруджа, никто не ухаживает. Возможно, потому, что хозяин не выносит, когда вокруг него толкутся люди, и все боятся попасть ему под горячую руку; а может, и потому, что эти розы — крепкие, выносливые и не требуют какого-то особого ухода. В общем, их обделяют вниманием, — впрочем, так часто бывает и у людей по отношению к здоровым и сильным отпрыскам.
Когда садом занимался Осман, он проводил там много времени, ставил всякие опыты. «И не зря старался!» — думает он, глядя на своих любимиц.
«Дамасская красавица» вот-вот опять расцветет. Такой поздней осенью почти ни у кого розы уже не цветут. Когда Осман Якуб украшает этими розами вазы со сластями или подносы на пирах, многие интересуются, как он их выращивает, но старик хранит свою тайну: пусть его растения останутся редкостью.
Роза рядом с «дамасской красавицей» сейчас неказиста с виду, и листья ее слегка привяли от ветра, но это редкостный цветок — лепестков у нее больше, чем у розы царя Мидаса: в какой-то книге Осман вычитал, что у той было шестьдесят лепестков, и это считалось чудом. А у розы Османа лепестков не меньше сотни.
Чтобы укрыть бутоны от слишком сильного ветра, Осман сделал для них колпачки, которые выкроил из старых газовых вуалей жен Аруджа и Хайраддина… Шиповник поливают слишком часто, это ему не на пользу. Лекарственную розу пора кое-где подрезать, освободить от сухих побегов и листьев. С ранеными цветами надо обращаться так же, как и с раненым человеком, и не оставлять грязь на месте среза, но у садовников терпения не хватает.
Не следовало передавать им на попечение этот сад, полный редкостных растений и всегда бывший только в его ведении. Но Арудж-Баба заупрямился:
— Из-за всех этих дел ты не сможешь как следует ухаживать за мальчонкой!
Конечно, Хасан был самым нежным, самым драгоценным цветком и ради него стоило пойти на жертвы, но сколько раз в жизни трудолюбивому Осману Якубу — Сальваторе Ротунно приходилось заниматься множеством дел сразу! Надо только поменьше спать, следить, чтобы песок в часах не пересыпался зря, и тогда день становится длиннее.
Крадучись словно воришка, высунув от напряжения кончик языка, старик что-то подвязывает, прикручивает, обрезает лишние ветки двумя остро заточенными ножами, то и дело откладывая какие-то листки, ягоды, кусочки мха в подвешенный к поясу мешочек — для своих снадобий. Многие из них уже давно известны, но Осман часто привносит в них что-нибудь новое. Так, например, в обычный настой шиповника, помогающий от укуса собаки, он добавляет почки персидской целебной розы — это значительно усиливает действие лекарства.
Из одних роз или из роз, смешанных с другими растениями, Осман изготавливает столько лекарств, что ими можно заполнить целую аптеку: тут и порошки, и мази, и настойки, и экстракты, лечебные лепешки для горла, для живота, от всяких воспалений. В общем, у него есть все и на все случаи жизни.
Наполнив свой мешочек и поправив вуалевые колпачки, Осман Якуб взбирается по лесенке, приставленной к парапету, и выглядывает наружу. Человек, стоящий на этом месте, может вообразить, что весь мир распростерся у его ног. Но такая крамольная мысль никогда не посещала Османа Якуба. Ему нравится смотреть вниз, на спящий город. Ему нравится эта почти полная тишина, изредка нарушаемая голосами тех, кто уже проснулся и приступил к работе, нравится приглушенный расстоянием шум моря и крики гоняющихся друг за дружкой птиц, все это приносит ему ощущение полноты жизни: да, он живет и наслаждается жизнью спокойно и отстраненно.
— Осман! Осман Якуб! — кричит какой-то стражник, и эхо разносит его голос.
Очарование нарушено. Может, он слишком перегнулся через парапет и вот-вот свалится в пропасть? Ох уж эти ночные стражи! Совершенно не умеют себя вести и орут как оглашенные. Если их крик достигнет ушей Аруджа, если разбудит его — начнется светопреставление. На рассвете бейлербея посещают самые приятные сны.
Стражник входит в сад и спешит к Осману:
— Тебя Арудж-Баба зовет!
В такую рань? Пресвятая Богородица, не иначе как земля перевернулась.
Осман видит, что дверь опочивальни его господина не заперта, но, чтобы толкнуть ее и войти, старику приходится приложить огромные усилия. У него просто живот сводит, когда к обычному волнению, которое он испытывает при вызове к Аруджу, примешивается страх, что он нарушил какие-то правила. Сегодня, например, Осман выполнил работу садовника, хотя это делать ему не положено.
Старик входит, делает несколько бесшумных шагов и в полутьме видит Аруджа: тот лежит в постели и спокойно спит.
Осман задерживает дыхание и, не оборачиваясь, пятится к порогу. Один, два, три шага…
— Ты куда это удираешь? Я же сказал, что желаю с тобой говорить.
— Слушаюсь, господин, виноват я, не надо было приходить в сад, но розы на рассвете такие красивые! И еще мне нужно было собрать листья шиповника и «дамасской красавицы», пока на них роса не высохла.
Когда Осман начинает говорить, его уже не остановишь. Да, конечно, он не спросил разрешения, но главный садовник не возражает, он не ревнует, наоборот, даже благодарен ему за помощь в саду.
— Да замолчи ты! Язык, что ли, тебе отрезать и на куски изрубить? Мучение какое-то! — восклицает Арудж, все еще лежащий с закрытыми глазами.
— Я подрезал розы без разрешения садовника. Признаюсь. Накажите меня, как считаете нужным.
— Хватит!
Арудж-Баба открывает глаза, но они у него не сердитые, а весело поблескивают. Ему нет никакого дела до подрезанных стариком роз: мог бы вообще вырвать их с корнем и растоптать.
— По мне, так можешь их съесть со всеми шипами и главным садовником. Хочешь ты, наконец, услышать последние новости о Хасане или не хочешь?
Оказывается, ночью в порт пришло первое судно с трофеями. Отличная работа! И Хайраддин уверяет, что главная заслуга в этом принадлежит Хасану, который, кстати, прислал и подарки. Для Османа — всякую мелочь и еще глиняный горшок с маслинами, замаринованными так, как это делается у них на родине.
— Возьми его, он там, на столе.
Осман берет подарок и прижимает его к груди.
— Можешь открыть и есть, смотри только косточками не подавись.
Осман послушно выполняет приказание.
— Дай хоть одну попробовать!
Арудж-Баба берет целую горсть маслин и начинает рассказывать о дальнейших планах мореходов:
— Домой они сейчас не вернутся, пойдут на север. Бери перо, нужно им ответить.
Арудж-Баба малограмотен: писать кое-как он умеет, но сколько ошибок лепит! Вся ученость в этом семействе досталась Хайраддину. Осман пишет грамотно и чисто. Ему пришлось научиться этому уже в старости — на спор с Хасаном. Трудно, конечно, было, зато какое чудо — чувствовать, что ты хоть в чем-то превосходишь самого Аруджа. И всякий раз, когда чудо это повторяется, он возносит хвалу Христу и Магомету.
— «Дорогой мой сын и любезный брат». Нет. «Дорогие брат и сын». Нет. Пиши просто: «Арудж-Баба шлет привет Хайраддину и Хасану».