— Ты еще ребенок и не можешь понять, что сделают с нами пираты.
Анна протягивает тетке плошку:
— Выпейте и приободритесь, тетушка. Пираты поступят с нами не хуже и не лучше, чем поступают с пленницами испанские солдаты из эскорта и папские матросы.
— Анна!
Девочка прихлебывает свое питье и снова прилипает к окну кормовой каюты. Тетушка застывает с плошкой в руках. На ее лице написано отчаяние.
— Тетя, маркиз де Комарес и так уверен, что с нами поступили не лучше, чем со служанками.
— Анна… Мне и без того худо… Что ты еще придумала?
— Пейте, пейте, пока не остыло, тетя Шарлотта. Это питье помогает от морской болезни. Мне оно уже однажды помогло. Пейте! Успокоится ваш желудок, успокоитесь и вы. Дяде маркизу сообщат, что с нами ничего дурного не случилось, и он попросит, чтобы за нас тоже заплатили выкуп.
Тетушка опускается на скамью, ножки которой прибиты к полу так же, как и ножки стола и всей остальной мебели, откидывает с головы свою мантилью, облокачивается на стол и подпирает голову кулаками. В глазах у нее блестят слезы.
— Господи, Господи, что же нам делать?
Выпив содержимое плошки, Анна ставит ее на стол и присаживается рядом с тетушкой:
— Я найду кого-нибудь, кто захочет меня купить. Тот римский старик заплатил ведь за меня очень много.
— Анна, прекрати! Что ты такое несешь! Совсем с ума сошла.
— Так-то лучше. Вот вы и перестали плакать. Сердитая вы мне больше нравитесь, чем плачущая.
Девочка заставляет тетушку выпить маленькими глотками горький тонизирующий напиток и свободной рукой приглаживает ей волосы.
— Вы не должны так расстраиваться. А знаете? Сейчас, без всех этих белил, вы выглядите гораздо лучше. Вы такая крепкая, румяная и без туфель на каблуках стали пониже ростом, то есть я хочу сказать, что вы очень даже грациозная, но можете не сомневаться, что всегда будете крупнее и величественнее африканских женщин. Я думаю, если из Испании не пришлют выкупа, берберы без всякого труда пристроят вас к паше какого-нибудь приличного восточного государства.
Тетушка не знает, сердиться ей или смеяться.
— Нет, по-моему, ты все-таки сошла с ума.
— Ах, простите меня, тетя, — говорит Анна, шутливо изображая испуг, чтобы подбодрить бедную женщину. — Я ваша преданная племянница. Поправьте меня, если я что не так сказала.
И, упав на колени со сложенными словно для молитвы руками, она начинает монотонным голосом перечислять имена и титулы своих будущих родственников.
Тетушка берет плошку и допивает ее содержимое, обливая им из-за качки свое платье. Потом она массирует себе живот и глубоко вздыхает, Анна, прервав литанию, снова начинает напевать и, пританцовывая, увлекает в танец тетушку. Судно взлетает на крутую волну, и обе летят к кормовому окошку.
Горизонт между серым небом и темным морем сияет всеми оттенками фиолетового цвета.
— Смотрите, как красиво! Тетя Шарлотта, я не знаю, что меня ждет, знаю только — самого плохого нам пока удалось избежать. Я не держу на вас зла, хотя вы сами собирались меня продать. Вы или его величество…
По палубе снуют матросы, змеятся канаты. Судно продвигается вперед рывками, иногда волны переливаются через борт и захлестывают мостик. Нет ни дождя, ни молний, ни грома, но дует сильный ветер.
Мимо окна быстро проходит Хасан. На нем белая рубашка и матросские шаровары.
— Я не поняла, кто он — этот самый Хасан?
— Сын Краснобородых.
— Чепуха. Он не из их ублюдков.
— А все равно Хасан здесь главный. Раис. Люди обожают его и слушаются. Раз Краснобородый доверил ему вести четыре судна, да еще в разгар зимы, значит, полагается на него.
— А я вот ничуть не полагаюсь. Если буря усилится, один Господь Бог нам поможет. А кто такой Хасан? Подумаешь, мальчишка!
Тетушка Шарлотта-Бартоломеа для надежности несколько раз осеняет себя крестным знамением.
Хасан снова проходит мимо окна: вместе с остальными матросами он натягивает какой-то канат.
— Ну ты только взгляни на него! Тянет просмоленные веревки и вымазался больше, чем остальные.
Правда, тетушка вынуждена согласиться, что когда Хасан одевается в царские одежды, вид у него вполне пристойный.
— Тетя Шарлотта, почему вы не признаетесь, что он — самый красивый из всех мужчин, каких вы когда-нибудь видели? Когда он появляется, вы сами глаз с него не сводите.
Тетушка фыркает.
— Ладно, ладно, не волнуйтесь, — говорит Анна, склоняя голову и выставляя руки вперед в знак того, что она сдается. — Я ошиблась, вы смотрели на него с ужасом.
Пинар — официальный вестовой двух испанских дам. Хайраддин освободил его от обязанностей юнги на своем судне и перевел на флагманскую папскую галеру, повелев ему выполнять при дамах функции лакея, баталера и дворецкого. Мальчишка счастлив, сознавая всю важность своей роли, к тому же он нашел почти что сверстницу, с которой можно поиграть. После того как у Анны прошел первый страх, она обнаружила вокруг уйму интересного. Когда море спокойно, ей очень нравится, например, состязаться, прыгая на одной ножке среди рассыпанных по полу орехов. Орехи лежат так близко один от другого, что на свободном пространстве с трудом умещается вся стопа, и побеждает тот, кто сделает больше прыжков, ни разу не попав в одно и то же место, не раздавив и не сдвинув ни единого ореха, а они ведь так легко откатываются.
Когда погода наконец позволяет, кок готовит ужин, и Пинар приносит дамам две большие плошки с рыбной похлебкой. Дело идет обычно уже к ночи, и Анна бывает так голодна, что в мгновение ока опустошает свою плошку, и, поскольку Пинару приходится ждать, когда доест свой суп маркиза, дети принимаются играть.
Чтобы легче было прыгать, Анна сбрасывает свои туфли и приподнимает юбки. Тетушка, поглощенная едой, не замечает этого, но, едва кончив ужин и оторвав глаза от плошки, начинает возмущаться: ах, как это нехорошо, как неприлично!
Анна не обращает на нее внимания: она же выигрывает! Когда в каюту входит принц Хасан, игра в полном разгаре.
— Я рад, что вы веселитесь.
С этими словами Хасан треплет обычным своим ласковым жестом мальчонку за подбородок и слегка кланяется дамам.
Анна, которой до дамы еще очень далеко, опускает юбки, разглаживает их ладонями, развязывает ленты чепца, сползшего ей на спину, и вновь водружает его на голову.
Тетушка, преисполненная чувства собственного достоинства, после ужина опять закутывается в свою мантию и напускает на себя приличествующий случаю строгий вид.
Пинар подбирает орехи в шапку и вручает их Анне, затем, прихватив грязную посуду и ведерко, прощается и быстро уходит.
Обстановка вроде бы не совсем подходящая для галантной беседы, и все же Хасан подходит к скамье, стоящей рядом со скамьей маркизы, и церемонно осведомляется:
— Вы позволите?
Маркиза де Комарес не сразу и сквозь сжатые губы цедит:
— В моем положении рабыни у меня нет выбора. Садитесь.
Хасан присаживается на скамейку.
— Юнга немного понимает ваш язык, мадам, и кое-что передал мне. Я хотел бы, чтобы вы были лучше осведомлены о происходящем. Прежде всего надо прояснить главный вопрос.
И Хасан любезно объясняет, что обе женщины вовсе не невольницы и никогда ими не будут.
Маркиза потуже закутывается в свою мантилью и сдавленным голосом, словно преодолевая страшные мучения, отвечает:
— Я знаю, что по вашим законам женщин, захваченных во время набега, превращают в рабынь.
Хасан утвердительно кивает.
— И еще мне известно, что за них вы не принимаете выкупа.
— По правде говоря, мадам, ваши мужчины никогда его и не предлагают.
Как это ни печально, но Хасан не помнит случая, когда бы делались такие предложения. Родственники маркизы де Комарес конечно же поведут себя по-иному. Для Хасана обе они — гостьи, а не невольницы. Ведь пленницы принадлежат к семье испанского короля, который наверняка не забудет о связывающих его с ними кровных узах. Да и маркиз, вне всяких сомнений, начнет вести переговоры о выкупе своих женщин прежде, чем о своем собственном.