Стараясь держать войско в руках, Арудж, как и прежде, приказывает отсекать головы непокорным или отрубать ноги ленивым, зато во время привала он велит разводить гигантские костры и на огромных вертелах зажаривать туши баранов, сбивших себе копыта, отбракованных лошадей или отловленных арканами диких животных. Баба желает, чтобы каждый наелся досыта и получил удовольствие от танцев и песен.
— Люди — что лошади, — говорит он. — Если бить их каждый день, они слабеют и становятся злыми.
Бейлербей сам затевает танцы вокруг костра и призывает воинов как следует поесть и отдохнуть.
Воины, прибывающие в лагерь из самых разных мест, иногда приносят и новости.
Так, принимая однажды пополнение, Хасан от кого-то узнает, что в один из испанских гарнизонов, оставшихся, по мнению новых друзей Аруджа, без оружия и без солдат, постоянно приходят суда с таким военным снаряжением, словно испанцы готовятся к великой битве с близким уже врагом. А ведь именно этот гарнизон берберы собираются атаковать первым.
В другой раз ему удается получить сведения о султане Ибрагиме. Да, человек он надежный, не бахвал, ведет уединенный образ жизни в какой-то долине, независим и горд — все верно, но никогда прежде у него не было такого количества вооруженных людей. Откуда у него взялось могучее войско для продажи Аруджу?
Нужно открыть глаза бейлербею. Может, Ибрагимова войска никогда в природе и не было, а кто-то просто использует слухи о нем, чтобы заманить Аруджа в западню?
Хасан тактично излагает отцу услышанное и добавляет, что и у него, и у Ахмеда Фузули, которого Баба считает человеком рассудительным, в чем он уже не раз имел возможность убедиться, возникли сомнения. В результате он добивается одной лишь уступки, на которую Арудж идет только потому, что ему неприятно видеть хмурые лица юношей. Сам-то он пребывает в отличном настроении. Ладно, он согласен внести частичные изменения в свои планы и не пойдет напролом, а попытается сначала выяснить, не изменилось ли что-нибудь в испанских гарнизонах после того, как гонцы султана Феса доставили ему заманчивые послания, в которых утверждалось, что путь открыт на всем побережье, обращенном к океану.
К сожалению, совершенно невозможно убедить Аруджа сохранить это решение в тайне: он тотчас посылает гонца к своему новоявленному другу с сообщением, что, поскольку до него дошли слухи о переменах в испанских гарнизонах, им надо немедленно встретиться и внести изменения в маршрут.
Хасан и Ахмед Фузули, предполагающие, что именно султан Феса организовал весь этот заговор, боятся, как бы султан, получив такое послание, не нашел способа своевременно подготовить для Арудж-Бабы новую западню, коль скоро уловка с «безоружными» испанскими гарнизонами сорвалась.
— Давай пошлем туда хотя бы своих лазутчиков! Неужели ты до такой степени доверяешь султану Феса? — предлагает ставший назойливым, как муха, Хасан.
— Ладно, пошлем лазутчиков, пусть посмотрят, что делается в гарнизонах, — сдается Баба.
Любая новость будет только на пользу делу, и пусть Хасан успокоится. Баба терпеливо внушает ему, что на протяжении нескольких месяцев султан Феса доказывает ему свою верность: исправно платит подати, ведет себя почтительно, всегда готов прийти на помощь и поделиться множеством блестящих идей.
— Ты не веришь, что человек может стать лучше! — говорит он. — Вот погоди немного, сынок, и сам убедишься, что султан нам настоящий друг.
И действительно, войско Аруджа беспрепятственно вступает на территорию султаната Феса. Необходимый провиант доставляется вовремя, людей размещают вполне прилично. Пригнали обещанных лошадей. Вот только гонцы почему-то не вернулись. Все остальное идет гладко.
Но наступает момент, когда праздничное настроение Аруджа улетучивается.
Накануне дня, когда по принятому всеми решению войска Аруджа и султана Феса должны были соединиться, султан явился зеленый, как сморщенный недозрелый лимон, до смерти напуганный и с таким видом, будто кто-то за ним гонится, хотя находился он на собственной земле и был под охраной личного эскорта.
Не заметивший ничего странного, Арудж-Баба издали громко и радостно приветствовал его:
— Дорогой мой друг, да ты, я вижу, прибыл заблаговременно!
Хасана раздражает, что Арудж-Баба рассыпается в любезностях перед султаном. С каких это пор султан Феса стал ему дорогим другом? А тут еще Баба, склонившись к уху Хасана, шепчет:
— Видал? Он явился с поклоном!
— Вот именно, султан что-то слишком уж угодлив, а это дурной признак.
Между тем султан Феса спешился на довольно большом расстоянии и чуть ли не распластался на земле в чрезмерно глубоком поклоне.
— А льва-то мы приручили.
— Султан Феса не лев, а шакал. Что в нем ото льва?
— Смотри, какая прекрасная грива! — весело замечает Баба, указывая на рыжий дорожный плащ султана, все еще склоненного в подобострастном приветствии: широкий плащ задрался и действительно осеняет его голову, как грива.
Но поскольку гость словно прирос к земле, Баба наконец не выдерживает:
— Поднимись же, иди сюда!
Взгляд у Аруджа острый, как лезвие кинжала, а султан смотрит как-то слишком смущенно, и вид у него неуверенный. Сделав два шага вперед, он нерешительно начинает:
— Тяжко мне говорить, Арудж-Баба. Дурную весть принес я тебе, прости.
Люди, сопровождающие султана Феса, остались на конях, и вид у них совсем не такой удрученный и покорный, как у их хозяина. Готовые в любую минуту сорваться с места, они внимательно оглядывают лагерь.
— Ты что, проиграл свое войско?
Не дожидаясь ответа, Баба приказывает Ахмеду Фузули принять гостей с почетом. Слова звучат церемонно, но тон их не вызывает сомнений: ясно, что с гостей нельзя спускать глаз.
— Поднимайся же. Иди сюда, поговорим.
Арудж-Баба заходит в свой шатер, за ним следуют султан Феса и принц Хасан.
Баба весь подается вперед и стоит скрестив руки на груди, вернее, придерживая серебряную руку настоящей.
— Ты не привел с собой войско. В этом и состоит твоя дурная весть?
— Мое войско в твоем полном распоряжении, и я благословляю судьбу, что могу оказать помощь могущественному и знатнейшему Арудж-Бабе. Но у нас случилась беда.
Начав разговор издалека, султан Феса возносит хвалу небу.
— Переходи к делу. Значит, это Ибрагим не желает давать нам свое войско? У него нет больше солдат?
— Они предали нас.
Султан Феса признается, что он по глупости попался на удочку Ибрагима и испанцев.
— Какое отношение испанцы имеют к Ибрагиму? Садись и выкладывай все начистоту.
Султан Феса опускается на ковер, где уже сидят Арудж-Баба и Хасан.
Оказывается, войско у Ибрагима есть, и к тому же многочисленное и хорошо обученное. Дело в другом. Вся беда в том, что на Ибрагима не приходится больше рассчитывать, так как он заключил союз с испанцами и обязался заманить Аруджа в глубь своей территории. И теперь испанские гарнизоны ждут их во всеоружии. Ибрагим обманщик!
— Вот так, Арудж-Баба. Главное, что мы, к счастью, вовремя раскрыли предательство.
Все это султан выпалил одним духом, словно свалил камень с души.
— Ничего себе «к счастью»! Зачем же ты затащил меня так далеко?
Баба весь напрягся и смотрит на султана, как изготовившийся к прыжку хищный зверь.
Султан Феса не пытается смягчить свою вину, он готов головой поплатиться за свое простодушие, но Ибрагим казался ему таким надежным человеком — они не раз вместе участвовали в битвах, обмениваются подарками, успешно торгуют друг с другом. Должно быть, испанцы силком заставили Ибрагима заключить с ними кабальный договор или очень уж много ему заплатили. Их цель — измотать силы Аруджа и султана Феса в мелких стычках с солдатами гарнизонов, которые испанцы буквально набили провиантом, людьми, порохом и новыми пушками, чтобы потом без труда нанести решающий удар. Султан Феса говорит, что получил сведения об этом из самих гарнизонов, где у него есть свои люди.