Об этом глашатаи оповещают всех на улицах и площадях. Мужчины и женщины Алжира клянутся соблюдать законы и дисциплину, но Осман знает, что они не ангелы, слетевшие с небес. Лучше полагаться на законы и праведный суд.
— Громче, ребята, чтобы все хорошенько вас слышали, — наставляет Осман, размахивая старым красным веером, как пылающей головешкой, и пытаясь подбодрить уставших глашатаев, — скажите им, что раис заставит соблюдать свои приказы, пусть никто не ждет снисхождения.
Наказания за неподчинение приказам перечисляются такими громкими и устрашающими голосами, что люди не без удовольствия шепчут друг другу: «Как будто вернулся Арудж-Баба».
Похоже, алжирцы испытывают тоску по тем дням, когда Баба становился жестоким и они, подбирая отрубленные руки и головы, думали: «Вот это настоящий хозяин!» — и, подсчитывая количество казненных, укреплялись в сознании его могущества.
— Что же тогда бейлербей сделает с нашими врагами, — говорили они с гордостью, и жестокость их господина казалась им гарантией безопасности и мира, словно неприступная крепость.
Иногда люди бывают глупы, как ослы. Они ищут опору в том, кто тащит их в пропасть. Но с Хасаном они могут чувствовать себя совершенно спокойно. Мальчик не похож на взбесившегося жеребца, закусившего удила.
Жеребец, закусивший удила, это судьба, которая подвергает испытаниям несчастных жителей Алжира. Никто из них не собирается быть героем, но, если их город будет осажден, героями станут все. А жители Туниса? Могли ли они выбирать? «Простые люди, — думает Осман Якуб, — а не сильные мира сего, не те, кто имеют деньги и власть, знают толк в интригах, те, для которых судьба — объезженный конь, и они искусно им управляют».
Самый печальный день этого тревожного июля наступает, когда утренний голубь приносит весть, что в тунисском порту пала крепость делла Голетта, которую штурмовали более семидесяти кораблей. Вечерний голубь приносит еще более страшное известие: императорский флот за один раз проглотил сразу 80 лучших кораблей Берберии, обнаружив их убежище на мелководье, которое Хайраддин считал идеальным.
— Ничего себе, — бормочет Осман Якуб, который бежит к Хасану с дурной вестью. Старик хочет сообщить ее сам, как в те времена, когда Хасан был маленьким и он давал ему самые горькие пилюли, надеясь своими уговорами их хотя бы немного подсластить. Корабли берберов пошли на дно, не успев сняться с якоря, без единого выстрела, словно простые бревна. Маневренность, скорость, легкость не могли их спасти, даже не пригодились.
Но что за глупости! Неужели Осман решил стать стратегом? Бессмысленно объяснять что-то Хасану, который знает все и без него. Слова Османа — лишь тщетная попытка утешения. 80 кораблей — огромная потеря.
— Зато они не смогли ими воспользоваться.
Чтобы корабли не достались Карлу Габсбургскому, Хайраддин, поняв, что их убежище превратилось в ловушку, приказал потопить все корабли, включая и свой изумительный флагман.
— Что же теперь будет? — спрашивают друг у друга жители Алжира. — Что будет?
Среди простых жителей города никто не может дать ответ на этот вопрос, и потому они все собираются перед дворцом. У некоторых в Тунисе родственники среди солдат армии Хайраддина, среди поселенцев или торговцев. У многих там имущество, товары, лавки. А кроме того, флот является общим достоянием города. Но более всего людей будоражит страх перед грядущей атакой на Алжир. Кто остановит войска императора?
Хасан выходит к людям. 80 потерянных судов — страшное несчастье, но это еще не конец. Другие корабли надежно спрятаны в порту Боны, и многие еще остались в Алжире.
— Пошлем их в Тунис Хайраддину, — истошно кричат самые беспокойные.
«Дураки, — думает разъяренный Осман, — это все равно что бросить в костер все сразу! Раз у них нет мозгов, нужно срочно заткнуть им глотки!»
Осман ужасно рассержен и даже не слышит, что отвечает им Хасан: к счастью, и на этот раз в Тунис не отплывает ни один корабль, а те, что снимаются с якоря, имеют другое задание. Поскольку в дальнейшем будет нелегко пополнять запасы продовольствия, Хасан отправляет три судна, чтобы прочесать, как он говорит, море. И когда галиоты возвращаются с четырьмя, направлявшимися в Испанию судами, трюмы которых доверху забиты отборным зерном, раис приказывает увеличить всем дневной рацион. Иногда полезно немного расслабиться.
Очередное послание, пришедшее однажды утром, содержит сведения о новой вылазке Хайраддина из-за стен осажденного города с целью лишить войско неприятеля запасов пресной воды и отрезать им пути подхода к источникам.
— Никто другой не был бы способен на такой шаг, но этот кудесник нанес точный удар, — рассказывает Осман новорожденным виверрам, наведавшись к ним с коротким визитом, дабы справиться об их здоровье и настроении. — Он оставил без воды солдат Карла Габсбургского и незаметно вернулся обратно в Тунис.
Однако послание, прибывшее в сумерки, приносит очень неприятное дополнение к этой новости: по возвращении Хайраддин обнаружил в городе большой переполох. Несколько тысяч рабов-христиан, которые были заперты в банях, подняли бунт и бежали из своей тюрьмы.
Таким образом, за стенами Туниса идет сейчас настоящее сражение, а не просто усмирение кучки мятежников. «Но как могли рабы-христиане выйти из бань, захватить дороги, а в некоторых местах и эскарпы?[9]» — спрашивает себя Осман Якуб. «Очень просто, — отвечает он сам себе, чрезвычайно возмущенный, — кто-то открыл им двери. Но ведь это предательство!»
Сначала тунисцы призвали Хайраддина, чтобы он изгнал Мулей-Хасана, а сегодня, когда тиран низложен и нашел себе мощного союзника в лице Карла Габсбургского, вместе с которым ведет осаду Туниса, они ждут не дождутся, когда он вернется назад. Они кланяются ему издали, буквально из окон своих домов, ждут его приказаний и готовят западню для друзей и союзников, которые помогали им изгнать тирана. Теперь тунисцы близки к тому, чтобы вернуть их к его ногам. Это измена.
С самого начала Осман чувствовал ее запах и страшно боялся, что Хайраддин со всей своей гениальностью погибнет так же, как Арудж-Баба, обманутый подлыми людьми.
И все же Осман, который, кроме пагубной привычки задавать слишком много вопросов, умеет еще читать в самых укромных уголках сердец других людей, готов поклясться, что в глубине души Хайраддину никогда не было никакого дела до тунисцев, так же как и до дурных поступков Мулаи-Хасана.
«Да простит меня Господь, — думал старик, когда авантюра была еще в самом начале, — его интересует город Тунис и прекрасный порт. Он всегда ему нравился. Эта старая искра разгорелась вновь». Но пристало ли слуге предаваться столь бесполезным мыслям?
Особенно когда потеряно 80 прекрасных кораблей и город Тунис может стать для Хайраддина смертельной западней.
И все-таки появляется слабая надежда: белок воробьиного яйца, по которому предсказывается будущее, дает благоприятный ответ.
На следующий день приходит неожиданное сообщение: Хайраддин решил наконец оставить Тунис и будет искать способ выйти из города.
— Если войска императора держат его словно в тисках, как же Краснобородый сумеет вывести оттуда всех наших? — спрашивают друг друга слуги во дворце.
Осман Якуб сердится на них. Как? Разве они не слышали, что Хайраддин может выйти из осажденного города и возвратиться обратно, когда ему вздумается. Однако Осман говорит так только для того, чтобы урезонить слуг и чтобы сомнения не распространились по всему городу. Сам-то он знает, что отступление — дело очень сложное.
И тем не менее как-то на заходе солнца голуби и верховые гонцы приносят долгожданную весть, что Хайраддин прорвал осаду и теперь уже вне досягаемости врагов. Вечером в Алжире устраивается по этому поводу праздник.
9