— Осторожнее с тарелками, чтобы еда не свалилась на головы бедным крошкам. Они возбуждены, ведь у них тоже праздник. Мы, знаете ли, ведем довольно уединенную жизнь, — говорит мадам Женевьева своему гостю Ноэлю Лерою, купцу и банкиру, который на самом деле не кто иной, как принц Хасан, — обычно, когда у моего мужа гости, мы с малышами остаемся наверху. Но сегодня мы делаем исключение. Мы просто обязаны оказать любезный прием другу нашего короля, не так ли, малыши? Это наш долг.
Мадам, разумеется, шутит, так как разговор с гостем, прибывшим из ее страны, доставил ей большое удовольствие.
— Вы мне очень симпатичны. — Женевьева только упрекает его за то, что он привез так много дорогих подарков. — Коврик я положу у кровати, чтобы каждый день просыпаться среди цветов. А теперь пора подниматься наверх. Для меня уже время позднее.
И пока слуги ее поднимают, она прислушивается.
— Не знаю, что это за дьявольский звон! Вы его тоже слышите? С тех пор как здесь император, колокола звонят как попало круглыми сутками. Меня вообще колокола раздражают, а де Лаплюм, наоборот, их любит.
Снова раздается необычный колокольный звон.
— Как будто удаляется и опять возвращается. Странно, что этот колокол так часто носят по городу. Наверно, чтобы больные люди вроде меня шли спать.
— Это для того, чтобы все побыстрее расходились по домам, моя дорогая, чтобы обеспечить Карлу Габсбургскому и его свите спокойную ночь.
Громкий лай собачек не соответствует их миниатюрным размерам. Умолкают они только тогда, когда появляются носилки, которыми пользуется мадам, чтобы не подниматься по лестнице.
— Этот маленький дворец очень красив, но все время приходится ходить вверх и вниз. Жан-Пьер не говорил, что мы получили его от кардинала? И подумать только, в нем нет домашней часовни! О, Жан-Пьер, а разве кардинала звали не Лерой? Это не ваш родственник, месье?
— У меня не было в роду кардиналов, мадам.
— Тем лучше, тогда я смогу обращаться с вами запросто. Мальчики, поднимайте носилки.
Мадам устраивается поудобнее на носилках, которые с легкостью поднимают двое слуг, так как их хозяйка — горстка костей в пышных нарядах — ничего не весит.
— А вы, малыши, идите сюда, ко мне на руки.
Собаки вспрыгивают на носилки, и Жан-Пьер терпеливо ждет, пока они устроятся, после чего запечатлевает на щеке жены прощальный поцелуй с пожеланиями спокойной ночи.
— До завтра, месье, — обращаясь к гостю, говорит мадам, с удовольствием принимая поцелуй моложавого и бодрого супруга. — Я забыла спросить, из какого вы города. У вас довольно забавное, хотя и приятное произношение. Боже упаси, поймите меня правильно: Франция большая страна, и в ней говорят на разных диалектах. Однако здесь вы могли бы говорить на латыни. Жан-Пьер рассказывал, что вы прекрасно владеете латынью. Это всем очень понравится. Одни будут считать это проявлением уважения, другие, напротив, сочтут за вызов. Доброй ночи, дорогие! Теперь до завтра.
— Готов поклясться, что у нее не возникло ни малейшего сомнения в том, что вы француз, хотя она и раскритиковала ваше произношение. Бедная женщина, с каждым днем она все больше привязывается к этим собакам, и нет никакой возможности держать их подальше от нее. Теперь вы видели мою жену. Бедняжка кажется скорее мертвой, чем живой, но именно она ведет все дела, и это настоящее чудо. Управляет домом, занимается нашим имуществом и доходами и даже приумножает их. Я вообще не прикасаюсь к деньгам, разве что беру на текущие расходы. Так было записано в брачном контракте, и я предпочитаю, чтобы так все и оставалось. Я занимаюсь дипломатией, читаю, бездельничаю, отдыхаю. И привык к ее собачкам. Думаю, что сумел бы вынести даже обезьянку: ей так хочется иметь обезьянку, что рано или поздно мне придется ее где-то раздобыть.
Жан-Пьер де Лаплюм немного располнел, но остался таким же красивым и представительным мужчиной: блестящая волна седых волос, изысканные манеры, выразительная и живая жестикуляция.
— После того как сменился Папа, нетрудно было вернуться в этот город. Мне здесь хорошо. Мне нравится его цвет, особенно на закате, когда стены домов, деревья, трубы, церкви четко вырисовываются на фоне неба. Время, которое отбивается волшебным звоном стольких колоколов, течет равномерно, давая ощущение отдыха и покоя. За исключением всей суеты по случаю приезда императора: он только путается под ногами и создает беспорядок. Пойдемте посидим в моем кабинете у камина. Весна, но по ночам еще бывает холодно, так что приятно погреться у огня. Выпьем по стаканчику ароматного и хорошо выдержанного пассита.[11]
Едва они развели огонь и поставили на стол бутылку и два бокала, де Лаплюм, отослав слуг, внезапно меняет тон.
— А теперь поговорим по-настоящему. Что это за выходка? Франциск сошел с ума? То, что вы сумасшедший, я уже давно знаю. Какая была необходимость соваться в эту мышеловку именно в тот момент, когда здесь находится император? Меня удивляет даже то, что вы беспрепятственно въехали в город. Стражники плохо делают свое дело. Что это за шутки? Карл вас не знает, слава Богу! Но если он, не приведи Господь, узнает, то сам устроит вам веселенькую шутку! И сделает это от всей души.
Хасан улыбается и вытягивает ноги, обутые в кожаные башмаки, к самому огню.
— Восточные туфли гораздо удобнее, — признается с видом заговорщика де Лаплюм. Вам, наверно, трудно носить французские наряды, ваши намного свободнее.
Никаких неудобств. Хасан прекрасно чувствует себя и в колете, и в штанах с прорезями и буфами. Только без волос он ощущает себя почти голым. Длинные локоны исчезли, стрижка очень короткая, по последней моде. Кое-какие жертвы все-таки пришлось принести ради встречи с императором.
— Я не понимаю, почему король Франции решил послать вас сюда. Что он замышляет? Вы-то приехали из любопытства, забавы ради, это ясно. Я также льщу себя надеждой, что вам хотелось повидаться с друзьями, к числу которых с радостью причисляю и себя. Здесь повсюду шпионы. Прямо у дома дежурит соглядатай, который даже не удосуживается прятаться. Это уши Папы, как говорит моя жена. А теперь еще прибавятся уши императора. Посмотрите вниз, в переулок. Хотя нет, лучше не надо.
Жан-Пьер кажется более разговорчивым, чем обычно. Он снова наливает свой бокал и придвигает кресло ближе к Хасану.
— Вы не пьете? Не станете же вы здесь соблюдать религиозные запреты! Я соблюдаю некоторые посты, но лишь для того, чтобы не делать кровопусканий. Это какая-то всеобщая мания. Все убеждены, что они очень полезны, и хирурги богатеют. Есть здесь один лекарь, который нажился на том, что изготовляет паштет, добавляя в него кровь, которую берет у своих пациентов. Люди считают этот паштет деликатесом и со всех ног бегут покупать. Теперь вы должны просветить меня по поводу ваших торговых дел. Какие дела вы ведете? Что написано в ваших документах? Я не хочу ошибиться, представляя вас императору. Это была ваша идея взять себе имя Лерой?
— Нет, идея короля Франции: он дал мне одежду, документы и имя. Я только заучил наизусть необходимые сведения.
— Женевьева права. Если вы появитесь у нас как знаток древних языков, то произведете хорошее впечатление. Среди придворных чиновников много истинных знатоков, но много и лжеученых. Вы произведете впечатление и на тех, и на других. Со знатью лучше всего не общаться или общаться как можно меньше. Эти люди невежественны, и от них мало толку, так как в основном занимаются тем, что оспаривают друг у друга права на владения родовыми поместьями в деревне и дворцами в городе, но реальной власти у них мало. Они, конечно, могут вам навредить, но я не вижу, чем они могли бы быть вам полезны, за исключением тех из них, кто имеет далеко идущие планы. С этими я предпочитаю сотрудничать. Но в целом местную аристократию не будем принимать в расчет. Сделаем ставку на две курии — папскую и императорскую, если вы хотите завязать действительно полезные знакомства, услышать толковое мнение, словом, узнать, откуда ветер дует.