— Сейчас или никогда, — сказал себе Ганс. Расставив локти так, чтобы они уперлись в стенки трубы, он выпрямил ноги, приготовившись к прыжку. От его движений лавина сажи посыпалась на хворост, который уже полыхал внизу. Мальчик в недоумении поднял голову. Но тут Ганс опустил руки и — хлоп! — удачно приземлился среди горящих вязанок.
Поваренок, сидевший на корточках у огня, опрокинулся на спину и замер на полу с лицом белее муки. Остекленевшими от страха глазами взирал он на черного как сажа детину, спокойно стоявшего в дыму и пламени. Затем страшная догадка осенила его: «Да ведь это сам дьявол!», и с диким воплем, откатившись от очага, поваренок опрометью вылетел за дверь. Не переводя дух, он промчался через переход, продолжая кричать и не смея обернуться назад от ужаса.
Тем временем Одноглазый Ганс стряхивал искры со своей одежды, которая, как и он сам, была чернее некуда. «Пока все идет неплохо, — подбодрил себя Ганс, — но если я останусь в сапогах, то оставлю следы, по которым меня найдет всякий дурак. Придется их снять и идти босым».
Стянув с себя остроконечные кожаные башмаки, Ганс бросил их поверх горящих дров, и они тут же сморщились, сжались и исчезли, проглоченные разгоревшимся пламенем. Между тем Ганс не терял времени даром. Ему предстояло немедленно найти укромное место, где бы он мог спрятаться. В углу кухни стоял большой ларь с крышкой для хлеба. Так как ничего лучшего не нашлось, Ганс подбежал к нему, стянув по дороге со стола краюху хлеба и начатую бутылку вина. Забравшись внутрь, Ганс свернулся на дне. Здесь было почти уютно. А так как Ганс с утра не держал во рту ни крошки, теперь он почувствовал себя, как мышь в амбаре.
Спустя короткое время у двери послышались шаги и шепот. Люди за дверью топтались и переговаривались тихими голосами.
Внезапно дверь распахнулась и в кухню решительно вошел высокий дородный парень с квадратной челюстью, одетый в домотканую дерюгу. Он остановился посреди комнаты с видом одновременно испуганным и вызывающим, а за ним сгрудились несколько женщин и дрожащий поваренок.
Храбрецом, не убоявшимся дьявола, был Длинный Яков, лучник. Но его вызов не был принят — на кухне не оказалось никого постороннего. От таинственного пришельца не осталось ни единого следа — ни нитки, ни волосинки. Только веселое пламя плясало в очаге, отбрасывая красные отсветы на стены комнаты, где уже начали сгущаться сумерки. Испуг у кухарки быстро сменился гневом.
— Ты сам — бесенок, и это — один из твоих фокусов, — потянулась она к поваренку, чтобы по-свойски расправится с ним. Но тот проворно спрятался за юбками других кумушек. А Длинный Яков, сморщив нос, сказал:
— Нет, сдается мне, мальчишка не все выдумал. Может, нечистая сила здесь и побывала, потому что я чую особый запах серы, которым всегда несет от нечистого.
Тут, как вы догадались, он слегка обознался. Запах остался от сгоревших кожаных сапог, которых не пожалел находчивый Ганс.
Но вот ночная тишина спустилась на замок Змеелова. Все замерло. Слышны были только мышиная возня за обшивкой стен, монотонное капание воды с карнизов, да порой завывание ветра на чердаке. Тем временем крышка кухонного ларя медленно поднялась и из нее показалась черная от сажи физиономия. Вслед за ней постепенно появилась и вся фигура Одноглазого Ганса. Он был черен с головы до пят, чесался как шелудивый пес и одновременно чувствовал, как онемели от неподвижного лежания все его члены.
«Похоже, я тут соснул, а проснулся задубевший, как новый кожаный жилет. Интересно, какие еще превращения мне предстоят? И будет ли госпожа удача и дальше милостива ко мне?» В переднюю часть замка вела галерея. Другим концом она выходила во двор и кончалась пролетом высоких каменных ступеней. По галерее в полном боевом облачении — в шлеме, кольчуге и с длинной пикой наперевес вышагивал стражник. Он то и дело останавливался, чтобы, и, перевесившись через перила, смотрел на звездное небо, а затем, лениво позевывая, продолжал свой дозор, вышагивая то взад, то вперед.
Темная фигура проскользнула под сводом арки из-под угла длинного строения посреди двора совсем неподалеку от галереи, но дозорный не заметил ее, так как в это время стоял к ней спиной. Так осторожно, как могла бы красться только кошка, человек медленно двигался в тени стены по направлению к галерее. Вы, наверное, догадались, что это был не кто иной, как Одноглазый, а теперь еще и босоногий Ганс.
Фут за футом крался он к своей цели, пока не добрался до галереи и замер, свернувшись калачиком на нижней ступени лестницы, в то время как часовой, дойдя до самого конца, остановился на ее верхней ступени. Здесь часовой встал, чтобы передохнуть, опираясь на копье. Если бы он посмотрел вниз, то непременно заметил бы незваного гостя. Но на счастье Ганса дозорный смотрел вдаль, на крыши лачуг, где ничего подозрительного видно не было.