Он опустил лук и, повесив голову, поехал к юртам. Дважды он едва не упал с лошади: из высокой травы выпрыгивали звери, хватали его за ноги и исчезали, прежде чем он успевал пнуть их или извлечь оружие.
Вверх по склону холма, на котором стояла большая юрта шан-ю, ехал Вугтурой. При виде его Серебряная Снежинка почувствовала, что ноги вот-вот откажут ей, как бедной сестре Басича, но заставила себя держать голову высоко поднятой, хотя длинные волосы, которые уже сутки никто не расчесывал, падали ей на спину.
Она повернулась и пошла на свое место, рядом с мертвым шан-ю. Пусть Вугтурой застанет ее у одра отца, как и полагается: Куджанга был великим правителем и не должен лежать в одиночестве. Губы и руки ее дрожали, дышала она учащенно. Девушка уверяла себя, что то, что она чувствует, это благодарность за избавление – от смерти от собственной руки или от унижения похотливым Тадиканом.
О приближении Вугтуроя свидетельствовал негромкий приветственный шум, так не похожий на обычное буйство шунг-ню, и топот сотен копыт. Покрытый пылью и пятнами от травы, принц прошел к телу отца, достал нож и по обычаю шанг-ню разрезал себе щеки. Потом в последний раз поклонился Куджанге Когда он встал, слезы частично смыли со щек кровь. Серебряная Снежинка не знала, что шунг-ню умеют плакать. Усталые глаза Вугтуроя на мгновение встретились со взглядом девушки и, казалось, смягчились. Она мгновенно покраснела и тут же похолодела. Снова ей показалось, что ковры и завесы сливаются в слишком яркое, кричащее пятно. Она ухватилась за что-то рукой, чтобы не упасть.
– Позаботься о госпоже, – приказал Вугтурой, и Серебряная Снежинка почувствовала себя в знакомых объятиях. Ива! Служанка помогла ей встать и поддержала. Серебряной Снежинке теперь хотелось только спать, потом, может быть, вымыться перед тем, что ей предстоит. Но шум за пределами юрты заставил ее собраться с силами.
– Прибыл мой брат, этот увалень, – заметил Вугтурой, новый шан-ю. – Пусть подойдут он и его мать.
Он повернулся к сидению шан-ю и увидел на нем кубок из черепа.
– Уберите эту вещь и спрячьте! – приказал он и сел на место, которое теперь по праву принадлежит ему.
Когда стражники заколебались, явно опасаясь неприятностей со стороны Острого Языка и ее сына, Вугтурой хлопнул в ладоши.
– Приведите их к нам! – Впервые заговорил он, как подобает правителю, и воины торопливо направились вниз по склону, навстречу Острому Языку и ее сыну.
– Ну? – сказал Вугтурой.
Тадикан задрал подбородок, явно готовый оспаривать у младшего брата право на трон, но Острый Язык подняла руку.
– Чего ты хочешь от нас? – спросила она с прежней уверенностью шамана.
– Покорности, – ответил шан-ю. Он указал на ковер, на котором стояла женщина.
Послышался шепот. Серебряная Снежинка разобрала слова: Вугтурою советовали избавиться от брата и его предательницы матери. И в этот момент ей очень хотелось высказаться в поддержку смерти Острого Языка.
– Пусть Небесное Величество подумает, какие беды может предотвратить,
– громче других сказал пожилой воин, долго служивший Куджанге.
– Да, – ответил Вугтурой. – Но у нас нет доказательств, а у брата слишком много воинов, чтобы им отомстить или прогнать их. Так мы потеряем половину своих бойцов.
Он снова показал на ковер.
– Ниц! – приказал он. – Или нам придется отдать приказ, который мы не хотим отдавать! Преклонение перед шан-ю – малая плата за жизнь!
И снова Тадикан готов был спорить. Как только он склонится перед братом, вопрос о наследии будет решен безвозвратно: всякое последующее неповиновение будет расцениваться как предательство. Но Острый Язык сильной рукой заставила его сначала опуститься на колени, потом лечь на живот. Сама она поступила так же.
– Лучше убить змею, чем согреть у своего очага, – прошептала Ива. – Пойдем, старшая сестра, я позабочусь о тебе.
Неожиданно это предложение показалось Серебряной Снежинке необыкновенно желанным. Вугтурой отдавал приказания разжечь костры и начать подготовку к погребению отца, а девушка и служанка выскользнули из большой юрты и направились к себе.
Серебряная Снежинка умылась, немного поела и принялась ждать. Ива помогала ей, она расчесала хозяйке волосы, пока те не стали снова напоминать шелк. Потом надушила Серебряную Снежинку, как на свадьбу, закутала в тонкий щелк цвета сливы и абрикоса. Она всегда была молчалива, но сегодня ее терпеливое молчание резало Серебряную Снежинку, как лезвие ножа Вугтуроя – его щеки в траурном обряде. Она тактично пыталась найти способ разговорить Иву, и не смогла. И потому, заимствовав тактику шунг-ню, заговорила прямо.
– Соболь в горе, – сказала она. – Я сегодня подумала, что вы две могли бы стать настоящими сестрами, и хотела поговорить с повелителем…
Но теперь они оба мертвы: старый повелитель, который был моим мужем, и молодой воин, который мог бы стать твоим.
Ива с усталым терпением покачала головой.
– Это был сон, не больше, как видение после четвертой чаши вина, старшая сестра. Я позволила себе помечтать; больше этого не будет.
– Но почему? – спросила Серебряная Снежинка. – Неужели нельзя найти дру…
– Почему? – прервала ее служанка – впервые за те годы, что они провели вместе. – Посмотри на меня, посмотри на мою ногу, которая означала бы мою смерть, если бы меня не пожалел твой отец. Неужели ты спрашиваешь меня серьезно?
Серебряная Снежинка зажмурилась, печально покачала головой.
– Я вижу только свою сестру Иву. А шунг-ню передвигаются верхом. Тот, кто едет верхом, не хромает.
– Старшая сестра. – Ива говорила негромко, но очень строго и серьезно. – Неужели ты думаешь, что я рискну принести в свет ребенка с таким же пороком, как у меня? Неужели смогу вынести, когда этого ребенка обрекут на смерть или на такие же муки, какие были у меня? Я слаба и поэтому позволила себе немного помечтать; но я заплатила за это. Давай оставим.
Серебряная Снежинка взяла ее за руку, и они некоторое время сидели молча. Время от времени до них из большой юрты доносились приветственные крики. Скоро шум стих, пир кончился. Шунг-ню, уставшие после караула у смертного одра и гонки принцев к телу отца, расходились по своим юртам. Девушка ждала, но Вугтурой не пришел.
Что она будет делать, если он вообще к ней не придет? Воспитание не позволяло ей самой отправиться к нему со смелостью женщин шунг-ню. Нет, она женщина из Чины, а не только королева шунг-ню; она будет ждать, пока ее призовут или навестят.
Свет, проникавший в ее юрту, померк, наступила ночь. Начало спадать поддерживавшее ее нервное напряжение, и Серебряная Снежинка подумала, что пора лечь. Но упрямо продолжала ждать. После, казалось, очень долгого времени она улыбнулась своему воспоминанию. Может, не надо ждать или искать нового повелителя, если он колеблется взять то, что принадлежит ему.
– Принеси мою лютню, – приказала Серебряная Снежинка Иве. Отбросив собственную печаль, Ива быстро встала. И девушка улыбнулась, увидев понимающую и хитрую улыбку на лице служанки.
Как давно горевала она в Холодном дворце и писала печальные стихи на листьях, которые, брошенные на ветер, привели к ней нового друга и новую надежду? Снова эта песня должна послужить ей. Печально улыбаясь, Серебряная Снежинка принялась перебирать струны лютни и запела:
Как быстро утекает вода!
В одиночестве женских покоев Дни проходят в унылом бездействии.
Красный лист, приказываю тебе:
Найди кого-нибудь В мире людей.
Ах! Шаги за юртой, как почти каждую ночь во время ее свадебного путешествия в земли шунг-ню. Но на этот раз они не стихли за стеной, нет, смело приблизились к входу.., и остановились.
– Госпожа? – Вугтурой сейчас шан-ю, но он спрашивал, а не требовал.
Серебряная Снежинка подошла к выходу из юрты.
– Ничтожная просит шан-ю войти, – сказала она. – Его Небесное Величество не должен просить там, где может приказать.
Когда Вугтурой вошел, она, как положено, простерлась у его ног.