Д а ш а. Давай лучше не будем вспоминать…. ma chérie![21] А то тебе плохо станет!
О л я (ничего не слыша). Ой, Дашенька, Дашенька… До сих пор у меня все перед глазами стоит. Я же тогда на аэродроме была. Самолет-то Митя свой построил наконец. Государственная комиссия приняла. Решили они всемером — начальник цеха, второй конструктор и еще кто-то — прокатиться. Митя все меня звал, а я что-то опаздывала. Они меня не стали ждать. Я когда приехала на аэродром, они уже в воздухе были. Смотрю — самолет-то кружит, кружит, а сесть не может. Бензин кончался, и низко слишком. Это потом мне объяснили. Еще раз пошел на посадку. И прямо на моих глазах… Взрыв! Только воронка глубокая… А больше ничего не помню!
Д а ш а (настороженно смотрит на сестру. Пауза). Да-а… Большой был бы человек.
О л я. Он и тогда был большой человек.
Д а ш а. Я и говорю. Тогда авиаконструктор — редкость была.
О л я. Они и сейчас — редкость.
Д а ш а. Правильно. А тогда только Туполев да Ильюшин…
О л я. Туполев и доверил ему первый самолет, самостоятельный. Потом он в серию пошел. Тогда случайность была…
Д а ш а. Мог бы сам не летать.
О л я. А он всегда сам летал.
Д а ш а. Хороший был человек.
О л я. А мне всегда в жизни хорошие люди попадались. Что Митя Кулев. Что Арсений Васильевич. Да и в молодости никто не обидел.
Д а ш а. Тебя нельзя было обидеть. Я же помню…
О л я. Почему?
Д а ш а. У тебя такая святая наивность на лице была написана. Что надо было зверем быть! Вот Кулев и не устоял перед твоей невинностью! (Смеется.) Mademoiselle innocente vous savez[22]. Юная, зеленая…
О л я. Конечно. Он меня любил.
Д а ш а. Именно — он любил. Он! Ты просто увлеклась… Красивый, веселый, яркий человек! А что ты до этого видала? Пишбарышня из провинции. Из подозрительной семьи! Ценного-то за тобой что? Чистота одна да дворянское воспитание!
О л я. Ты уже меня совсем-то дурочкой не выставляй!
Д а ш а. Почему же дурочкой? Просто тебя отец еще долго от жизни спасал. И старался не дать тебе увидеть жизнь такой, как она есть.
О л я. Не понимаю… Почему родная сестра…
Д а ш а. Чего ты горячишься?
О л я. Почему родная сестра всю жизнь пытается меня уверить, что никто никого?.. Что никто меня, что я?! Ты знаешь, я тебя когда-нибудь возненавижу! Честное слово…
Д а ш а. Если за семьдесят лет не возненавидела — теперь уже не страшно!
О л я. Нет, страшно!
Д а ш а. Что с тобой?
О л я. Ты не представляешь себе, какая я в гневе!
Д а ш а (опешила). Какая?
О л я. Не знаю! Буйная! Когда с тобой это все случилось, надо же было с Виктором что-то решать. А в те годы усыновить ребенка врагов народа? Это ведь только Арсений Васильевич с его благородством…
Д а ш а. Я понимаю… Мне-то уж ты не рассказывай…
О л я. Я просто говорю, чтобы ты знала, чего это стоило! Так вот Арсений Васильевич…
Д а ш а. Прекрати! Laissons-les faire! — Оставим все эти тени!
О л я. Нет, уж я договорю! Я же Витьку тогда буквально украла с дачи… У вас еще обыск шел. А я его в одеяло, к себе прижала и — в машину. Сердце у него бьется. Дрожит весь. Домой привезла. Дверь за собой закрыла… И не знаю, что дальше будет… На что решиться…
Д а ш а. О-ой!
О л я. И вот Арсений Васильевич, пожилой, кристально честный человек, решил спасти нас обоих. Мы же тогда еще не расписаны даже были. Просто я знала, что есть старый приятель отца в Москве. К кому я еще могла обратиться тогда? Так он нас принял. Молча, достойно. Никогда ни в чем меня не упрекнул. А какие у него неприятности потом были. Можно сказать, всю карьеру свою испортил. Но никогда не упрекнул. А ты говоришь, не любила я его!
Д а ш а. Да, нелегко ему пришлось. С таких-то посто-ов…
О л я. Зато он счастье узнал… Все-таки семья — это великое дело. На следующий день мы с ним расписались. И Витьку усыновил. Имя свое дал. А уж потом Мишка родился… И так тридцать лет я с ним счастлива была… Счастлива!
Д а ш а (тихо). Может быть, mon enfant[23].
О л я (воодушевляясь). Когда Митя Кулев погиб, мне было двадцать семь. Два года болела. Совсем одна осталась… Ноги отнялись — на почве нервного потрясения. На костылях ходила. Потом с глазами стало плохо. Чуть не ослепла. Полгода в клинике лежала… Вот тогда Арсений Васильевич по просьбе отца стал в больницу заходить. А время голодное было — тридцать второй год… Мне питание было нужно. А откуда? Если бы не Арсений Васильевич… (Махнула рукой.) У него же семейная жизнь тогда разладилась… Жена ушла. Совсем…