Д а ш а. Посмотри! Не любил — да? Не любил? (Плачет.) Да, я безрассудная… Fou, fou, plainte là![27] Брошенная всеми!
О л я. Сначала, может, и любил… А потом…
Д а ш а (после паузы). А потом… Я вышла на веранду и увидела, что моя сестренка…
О л я. Зачем?
Д а ш а. Моя сестренка целует Валерия… И как целует… C’est une couple… Un couple gon fait coiller![28]
О л я. Да, да… Парочка целовалась!
Д а ш а. Словно крадет что-то… И не может не украсть.
О л я. Ты замолчишь когда-нибудь?
Д а ш а. Тогда я ушла. Но в ту же ночь он рассказал мне об этом поцелуе. Очень тебя жалел.
О л я. Неправда. Нет!
Д а ш а. Правда, mais enfant[29], правда. Просто пожалел он тебя тогда. Видит, одинокая, несчастная девушка. Влюбленная…
О л я. Да, тогда я была совсем одна… Только что из больницы вышла…
Д а ш а. На что ты надеялась? Никогда бы он от меня не ушел!
О л я. А я и не думала, что он уйдет.
Д а ш а (не понимая). Любишь — так добивайся!
О л я (раздельно). Ни я, ни Валерий Янович никогда не думали, что нужно чего-то добиваться…
Д а ш а. Добилась — тогда и счастье! Ох, какая я была в молодости. Я понима-ала ее… Революцию. Все можно! Все — твое! Все запреты отпали! Только ты и мир! Вот как сейчас у космонавтов. Летят себе — и ни границ, ни запретов. Ой, как бы я хотела вот так же…
О л я (улыбнулась). Космонавтка! Терешкова ты моя… Поздно только. (Пауза.) Ничего никогда не отпадает. Ни порядочность, ни совесть, ни любовь… Они просто будто отошли, не кричали о себе первое время… Но никуда не исчезли. И только они спасали людей. В самые тяжелые времена…
Д а ш а (после неправдоподобно долгой паузы). Может быть…
О л я. Вспомни, ты всегда оказывалась на пустом месте, когда забывала о них… И с Агнивцевым, и с Улзыкуевым…
Д а ш а. Сравнила тоже…
О л я (убежденно). Сравнила.
Д а ш а (снова после долгой паузы). Может… Но все равно… (Пытается улыбнуться.) Заманчивое было время…
О л я (тоже смеется). Правильно отец говорил: «Мало я Дашку драл!»
Д а ш а (не может перестать смеяться). Он никогда меня пальцем не тронул! (Замолчала, опустила голову.) Неужели действительно все так просто?
О л я. Что?
Д а ш а. Сколько было призывов, требований времени… директив… ломок… поисков… А остались… победили… Только когда… вот так. Как ты сказала. Как в войну! O, altitudo![30] Когда высокие чувства? Вот я вчера в газете читала…
О л я (перебила). Если бы я не любила Валерия… Яновича, хватило бы у меня сил спасти Виктора? И Мишки тоже бы не было… И сидели мы сейчас с тобой… Две одинокие, всеми забытые старухи.
Д а ш а. Если вообще… были бы живы. Знала — сын. И выдержала. Поэтому.
О л я. Как в детском учебнике. Есть закон сохранения энергии. А есть закон сохранения любви. Она… тоже никуда не исчезает. Она просто меняется. Любовь женская превращается в любовь материнскую. Материнская — в любовь к отечеству. Любовь к отечеству — в любовь к дому, к труду. Любовь сына — в любовь к девушке. Какой-то вечный круговорот. (Помолчала.) Надежный закон.
Д а ш а. А все-таки в Викторе есть что-то мое! Его хватка!
О л я. Не знаю… Мне он больше всего Арсения Васильевича напоминает. Ты в революцию со студенческой скамьи соскочила, поэтому так легко от нее и отлетела. А Арсений Васильевич пришел к ней и по ссылкам, и по каторгам, и с пулей девятьсот пятого года. Поэтому никто и никогда не мог его от нее отодвинуть. И если это детям передалось, то слава богу…
Д а ш а. Конечно, Виктор своего отца и не вспоминает. Все Арсений Васильевич… Арсений Васильевич…
О л я. Маленький был, не помнит его. Арсюша его воспитал. Имя дал. Хорошее, честное имя. Такое запятнать боязно.
Д а ш а (после паузы). Ничего ты мне оставить не хочешь!
О л я. Не хочу я больше об этом.
Молчат.
И почему тяжкие годы дороже вспоминаются? Может, потому что выдержали. Человек через сопротивление только смысл жизни понимает. Если все само собой в руки плывет — ни радости, ни горя…
Д а ш а (долго сидит, опустив голову. Встает, вернее, пытается встать). Наверно, ехать пора… Темнеет… И телевизор не работает!
О л я. Ты разве звонка Виктора не дождешься?
Д а ш а. Ты мне и за него… и за всю мою жизнь высказала. Чего уж больше ждать? Поплетусь в свою Русановку. От станции по шоссе четыре километра. Откроешь дверь — холодно, нетоплено. Никто не ждет… Еще на поезд опоздаешь! (Смеется.) «Ah, qu’ils sont beaux les trains manques!»[31]