Я к у н и н а. Ну вот… Наконец-то вы вспомнили про наш «якунинский» институт!
Ч е р к а ш и н. На той неделе… у вас же будут — гости!
Я к у н и н а. Не мне вам говорить, что мы привыкли к вниманию со стороны руководства. (Пауза.) И еще — Алевтина Романовна Рыжова работала над вашей темой с основными лабораториями со дня моего отъезда в Европу!
Г л е б (задумчиво). Думаю, с того дня, когда мы с…
Ч е р к а ш и н. Корней Филиппович…
Г л е б. С того дня, когда мы с Корнеем Филипповичем играли в теннис?
Я к у н и н а (отвела глаза). Не исключено!
Ч е р к а ш и н (решаясь). Когда у вас выборы в академию? Мы займем решительную позицию!
Г л е б (смеется). А военным и не пристала любая иная позиция!
Ч е р к а ш и н. И все-таки заявления вашего я не приму! За одну вашу формулировку… «онтологические»! Мне голову снимут. (Смеется. Встает.)
Входит Л а р с.
Л а р с. При виде меня не стоит вставать, генерал! (Падает в глубокое кресло.) Ну что — передача власти уже состоялась?
Я к у н и н а. Встань и исчезни!
Л а р с. Когда-нибудь я ведь тоже приму институт из твоих ослабевших рук, мамочка. Так что мне нужно готовиться, чтобы не ударить в грязь лицом!
Ч е р к а ш и н (мягко). Вы служили в армии, молодой человек?
Л а р с (вскакивает). В парашютно-десантных, товарищ генерал!
Ч е р к а ш и н. Отмечены наградами?
Л а р с. Медалью «За отвагу»!
Ч е р к а ш и н (не сразу). Никогда не скажешь…
Л а р с (снова развалился в кресле). А зачем говорить, генерал? (Потянулся, зевнул.) В нашем доме тоже есть свои маршалы, генералитет, обоз, вспомогательные войска… Ну и еще основной контингент! Который занимает три огромные корпуса за известным вам вокзалом. Не считая филиалов. Так что здесь всегда обстановка как в штабе крупного воинского соединения. Да, да! Среди этих картин, бронзы, безделушек, привезенных еще дедом… еще в том веке со всего света!
Я к у н и н а. Сын недалек от истины, Корней Филиппович! (Торжественно.) Мы берем ваш заказ!
Л а р с. Вот видите! Начальник штаба уже наложил резолюцию! Твоей подписи — достаточно. Кстати, я решил снова поселить Дарью у себя! Такой программистки на эти месяцы днем с огнем не найдешь.
Я к у н и н а (Черкашину). В доме есть небольшая экспериментальная установка с вычислительным центром. Мои мужчины любят иногда работать ночью.
Ч е р к а ш и н (пытаясь скрыть изумление). И у вас есть на это… разрешение? В частном доме?!
Г л е б. Боже, какой вы непонятливый… Корней Филиппович! (Резко.) Это уже давно не частный дом! (Хочет встать, но это ему не удается.)
Л а р с. И разрешение есть! Весьма, по нынешним временам, экзотическое!
Ч е р к а ш и н. Чье же?!
Л а р с. Иосифа Виссарионовича! (Язвительно.) В нашем институте в жизни не видели оснащения такого уровня! Всё — последние новинки!
Г л е б (резко). Подождите… (Повторяет.) «Послать ко всем чертям…» Что ты имел в виду. Ларс? Ну, утром?
Л а р с. Только то, что сказал.
Г л е б. Нет, ты употребил еще какое-то слово!
Л а р с (смеется). Я только добавил, что у чертей тоже своя классификация. (Смотрит на Черкашина.)
Г л е б (быстро). Точно! Значит, я тоже перешел в другую классификацию?
Я к у н и н а (быстро). А кто еще?
Л а р с. Как кто? «Он»… Дед!
Ч е р к а ш и н (хохочет). А при чем тут классификация чертей?
Ларс поднимается с кресла, берет и небрежно читает заявление отца.
Л а р с (задумчиво). «Онтологическое противоречие»! Какая глупость! Отец, неужели ты это решился написать? Онтос, в общем, условно — это земля, вселенная, суть явления… Основа мироздания! (Серьезно.) И у тебя с ней онтологические противоречия? Прошу тебя — не трогай ее! И она будет жить в сиянии вечности!
Г л е б. Я уже не могу повернуть назад! (Тихо.) Это понял даже мой врач.
Ларс, неожиданно для всех, спокойно рвет заявление отца.
Я к у н и н а. Ларс?! Что ты… позволяешь себе?
Л а р с. Я позволяю себе только одно — напомнить своей матери, что Якунины не уходят в отставку! Как не уходили Толстые, Репины, Курчатовы, Королевы… Они умирают в своем деле! В отставку их не может отправить даже сам Бог! Даже если он на мгновение смутил их разум… Потому что даже разорванный… смятенный мозг Якуниных — дороже дремотно-тусклого мозга господ Тоболкиных!