Я н к о. Значит, не вылечила?
Я к у н и н а (молчит, потом тихо). В Волковичах… в деревне соседней… «он» жил. Начальник милиции. Шишка! А год-то — пятьдесят первый… Во френче, в фуражечке! Мне двенадцати годков еще не было, а от других девчонок уже слышала! Что он с ними делает! Арканом — уздечкой с серебряным набором — вокруг шеи! И… (Еле переводит дыхание.) Не верила — а сама-то ждала… Ждала! И — дождалась!
Я н к о. А Глеб?.. Он все это знал? Проговорилась?..
Якунина кивнула головой.
Ох, бедный!
Я к у н и н а. И сейчас… иногда! Как в тумане бреду к обрыву! Как тогда над Тоболом! А оттуда холодом и влажным речным дурманом тянет… И еще помню, как попыталась повеситься! Хорошо помню!
Я н к о (властно). Замолчи! Забудь!
Я к у н и н а (тихо). В одном виновата — «ждала»!
Я н к о. Сдох он давно! Твой «с уздечкой с серебряным набором»! И не воскреснет! Если не трогать…
Я к у н и н а (невесело смеется). Не волнуйся… (Отвернулась.) Зря я это вспомнила!
Я н к о (неожиданно). А тебе… не страшно?
Я к у н и н а (тихо). Все позади! Теперь — мне ничего не страшно!
Я н к о. Но за сына ты же боишься?
Я к у н и н а (просто). За него?.. (Тихо.) Нет! За Ларса? Он же — плоть от плоти этого дома! (Пауза.) Еще лет семи как рванул от меня… В свою якунинскую породу! От меня, словно не я его и родила! А что мне оставалось делать?! Сама подумай…
Я н к о. Попробовать… Тоже становиться Якуниной!
Я к у н и н а (усмехнулась). Гены — не те! И голова вроде варит, и пообтесалась среди них… И Глеб, покойный, кажется, всю душу свою в меня вложил! А как начнут они между собой! На своем птичьем языке!!! (В гневе.) Разорвала бы! Кажется… Обоих!
Я н к о (тихо). Одного ты уже…
Я к у н и н а (словно не слышала). На колени бы, казалось, бухнулась: «Ну будьте нормальными людьми!» Так ведь они бы только плечами повели: «Ты что? Мать?!»
Я н к о (почти кричит). Разреши — остаться!
Я к у н и н а (закрыла лицо руками). Знаешь, как я Ларса потеряла? Нормальный, толстый, краснощекий такой бутуз был… Ничем не лучше других! И вот зима… Вдруг вбегает он весь в снегу и бросается к столу. Я ему: «Разденься…» А он мне: «Мама, я слышал, как падал снег! Точно — слышал!» А я как села! И как зареву. «Все! — думаю. — Потеряла я сына. Мужа не могла удержать, теперь и сына потеряла…» И ты скажешь, это нормальный человеческий дом? Где люди живут?
Я н к о. Не гони меня отсюда! Ты же ничего в них не понимаешь!
Я к у н и н а (смотрит на нее, как не сумасшедшую). Думаешь — они больные? Их вылечить можно? Или меня?
Я н к о. Тебе одной… тяжело. Тебе не справиться! Ни с ними, ни со своей болезнью…
Я к у н и н а. Тем более…
Я н к о. Кто мог тебя понять… Понять! Его — не стало.
Я к у н и н а. Ты, значит, винишь меня?
Я н к о. Да! (Покорно.) Но я буду молчать!
Я к у н и н а (тихо). Попробовала бы ты еще что-нибудь сболтнуть!
Я н к о. Но все-таки я буду рядом…
Я к у н и н а. Нет. (Чуть презрительно.) Подмажься, попудрись. А то еще люди скажут, что ты в сумасшедшем доме побывала.
Я н к о. Забыла? Что именно там моя основная работа… (Медленно, с трудом поднялась, поднимая голос.) И не вздумай совать мне деньги!
Я к у н и н а. Все равно — всучу.
Входит И в а н И в а н о в и ч Г е д р о й ц.
Г е д р о й ц. Ирина Ильинична, вы в гневе?
Якунина молчит.
В гневе — на Ольгу Артемьевну? Но на нее совершенно бессмысленно сердиться! Это все равно что пылать гневом на Нику Самофракийскую! Это же воодушевленный Богом камень! Даже генерал и тот, кажется, отступил!
Я к у н и н а (устало). Нет! Вон сегодняшний букет!
Г е д р о й ц. Такие букеты накладисты даже для генеральского склада. А вы бы видели, как Ольга Артемьевна вела сегодня высокую делегацию по институту!
Я к у н и н а (нехотя). Гидрометцентр подписал соглашение?
Г е д р о й ц. И Министерство среднего машиностроения! И ЗИЛ…
Я к у н и н а. А штатное расписание? Фонды?
Г е д р о й ц. Вместе с вводом опытного завода и нового корпуса…
Я к у н и н а (кричит, сорвалась). Вы что — с ума сошли? А потом я буду полгода набирать новых сотрудников! И завод, и новейшие лаборатории будут стоять? Уж такую малость вы могли бы решить сами?!