Я к у н и н а. Поджигай! Этот дом давно стоит того, чтобы его подожгли! (Показывает старику бумагу.) Эта формула. И у нас! На стене?! Ну? Почему вы молчите?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (усмехается). А это не требует ответа! Вы, кажется, сами все поняли? Или — нет? (Не сразу.) Только учтите… Глеб умер, как только попытался экспериментировать с ней. Вы понимаете, что здесь — решение одно? Крайняя мера! Как говорится — «смертию смерть поправ»! (Хохочет.)
Я к у н и н а. Смерть — экспериментатора?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (делово, задумчиво). Скорее всего! Или… генетически близкого человека!
Я к у н и н а (быстро, с пониманием сказанного). А сроки?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Самые ограниченные!
Я к у н и н а. А выигрыш?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Это наука, а не тотализатор!
Я к у н и н а. И все-таки?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Банальное… воскрешение!
Я к у н и н а (не сразу, почти спокойно, даже обыденно). Это уже… что-то!
Якунина задумчиво подходит к двери, открывает замок. Врываются Л а р с и б а б а Ш у р а с кочергой в руке.
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (с усмешкой). А весь спектакль можно было провести и потише!
Я к у н и н а (подходит к телефону). Янко? Ирина Ильинична? Я прошу приехать к нам. Нет! Сразу! И не одной! Для вас здесь есть пациент! И не дай вам Бог — не успеть! (Кладет трубку.)
Л а р с. Деда?! Академика? (Хохочет.) Всемирно известного ученого… Туда?! Мать! Мать… Ты что? Рехнулась?
Слышен шум работающего дисплея.
Я к у н и н а (про себя). У тебя очень работоспособная жена? Да… (Пауза.) Она будет навещать тебя по всем разрешенным дням!
Б а б а Ш у р а. Не отдам! Не отдам ребенка! Через мой труп! (Замахнулась кочергой на Якунину, но та — в задумчивости — даже бровью не повела. Баба Шура невольно отступила.)
Л а р с (почти спокойно). Надолго?
Я к у н и н а. А это будет зависеть от твоего деда! Дмитрий Михайлович!
Тот удивленно смотрит на нее.
Когда предположительно мы проверим до конца эту вашу гипотезу?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Мы?! Ах да — мы… (Закашлялся.)
Я к у н и н а (почти кричит). Но ведь не Гедройц же?! С бабой Шурой?! Вы же собираетесь ее в конце концов заканчивать? Или снова струсили?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (закашлялся). М-м-м…
Я к у н и н а. Кстати, для быстроты нам не хватает двух «штатских» спектрографов. Я видела их на выставке в Амстердаме.
Незаметно появляется Г е д р о й ц. Быстро принимая обстановку — был, очевидно, где-то неподалеку.
Г е д р о й ц. Если бы я даже взял всю валюту института… За две пятилетки! Вряд ли мне хватило бы на эти штатские спектрографы!
Я к у н и н а. Найдете! Крохобор! (Дмитрию Михайловичу.) А вы — сами напишете просьбу о валюте в правительство! Вы их давно не тревожили!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (не сразу, подумав). Отвезите меня к себе, Иван Иванович.
Ларс молча увозит старика в его комнаты. Все смотрят на Якунину.
Я к у н и н а. Дайте мне что-нибудь! (Пьет.) Да, да, да. Я — пыль под его ногами. Сколько лет человек был наедине с самим собой! Пытка? Каторга? Одиночка? (Смеется.) Чем же тогда мы все занимаемся? В чем наша… наша жизнь? Что все это? (Срывает мантию, топчет ее, рушит какие-то статуэтки. Вдруг плачет.) Господи, какое горе — быть Им! Больше — проклятье! (Бормочет.) Неживое, оказывается, можно вернуть к жизни?! Нет, нет, я — материалистка! Но ведь… Там!!! (Кивает на комнаты старика.) Там… ведь получается! (Смеется.)
Г е д р о й ц ввозит с т а р и к а.
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Деньги — будут! (Пауза.) Наверно, свежий глаз лучше видит? Что ж… Посмотрим на ваши спектрографы! (Неожиданно, с вызовом.) А вы еще… хороши!
Я к у н и н а (поникшему Ларсу, тихо). Я — плохая мать! Я жестокая, грубая женщина… Но есть времена, мой мальчик, когда детей… надо — жестоко жалеть! Грузчик зарабатывает себе грыжу, хватаясь из-за молодечества не за ту тяжесть. Попросту зарабатывает килу! Я работала когда-то в порту — я знаю, что это такое…