Л а р с (тихо). Мать! Но — я умру… там! Нельзя отрывать живое — от живого! Вот так… на полном ходу!
Быстро входит Я н к о, за дверью угадываются две могучие фигуры санитаров.
Я н к о. С кем?! Что случилось?.. (Отшатывается при почти безумном, белом взгляде черноглазого старого гения. Тихо.) Нет… я не возьму на себя такую ответственность!
Я к у н и н а. Этот — не для тебя! (Показывает на Ларса.) Как ты говорила? Витаминный курс? Аутотерапия, полный покой? (Вдруг.) И убери ты этих волкодавов из якунинского дома!
Я н к о. Когда мы здесь, то командую уже я. Соберите немного вещей, спортивный костюм, тапочки… (Садится у стола и начинает быстро заполнять карту.) Головные боли?
Я к у н и н а. Есть.
Я н к о. Я не вас спрашиваю, а пациента.
Я к у н и н а. Я сказала — да!
Я н к о (к двери). Сергей Савельевич, можете сопроводить больного в машину.
Два тяжелых гиганта в белых халатах надвигаются на Ларса, и тот инстинктивно бросается за спину матери.
Я к у н и н а (санитарам). В сторону!
Те послушно расступаются.
(Ларсу.) Пойдем, Ларс… Не бойся, я с тобой. Я всегда с тобой… Даже когда меня не будет… и тогда ты будешь ходить по земле, которой тоже буду я! А сейчас надо работать… Якунины — обязаны, прокляты святой этой работой. Не плачь, мой мальчик! Ты слышишь — твоя Дашенька шестой час не отрывается от машины… Ты вернешься, когда мы все изнеможем! Но мы оставим тебе небольшую часть, чтобы ты ее… По-гусарски! Лихо! Закончил! И будут три автора… с одной фамилией. Деда. Глеба. И внука…
Л а р с. А почему — не твоя?
Я к у н и н а. Потому что я буду продолжать эту работу. За него! (Тихо.) Через мои глаза его мозг увидел то, что никогда бы не разглядеть мне… (Смеется — почти счастливо.) Все правильно! Все — путем! (Обнимает сына.)
Они тихо уходят. За ними санитары, баба Шура с сумкой, полной вещей Ларса. На сцене остаются Дмитрий Михайлович, Янко и Гедройц.
Я н к о (растерянно Дмитрию Михайловичу). А я не могла бы вам чем-нибудь помочь? Хотя бы как врач?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Нет! (Тише.) Скорее, как человек!
Я н к о. Я готова!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (чуть ли не громовым голосом). Если готовы… Так убирайтесь отсюда! Как можно скорее! (Шепотом.) Но если через две недели… мой внук вернется домой… хоть в чем-нибудь — ущербным! То никакие бугаи в белых халатах — вам!.. Именно — вам… Не помогут!!!
Я н к о. Я? Я…
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Вон!
Гедройц вежливо, но настоятельно уводит Янко.
Пауза.
Возвращаются Я к у н и н а и б а б а Ш у р а.
Б а б а Ш у р а. Увидела бы все это покойница… Это с ее-то внуком?! В родном доме… Мать! И что делает?!
Я к у н и н а (спокойно). А может быть… она — и видит? (Оглядывается.) На что бы перекреститься?
Дмитрий Михайлович достает небольшой образок, висящий у него на груди. Якунина падает перед образом, перед коляской Дмитрия Михайловича на колени и бьет поклоны.
Б а б а Ш у р а (резко). Хватит! Брат простудится! (Нежно.) Поехали, Дима! (Резко поворачивает коляску и везет Дмитрия Михайловича в его дальние комнаты. Оборачивается на пороге.) Все равно — не отмолишься! Если я не отмолилась — куда уж тебе!..
Якунина стоит на коленях, молясь и каясь быстро и истово.
З а н а в е с
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Та же гостиная в якунинском доме. Те же мантии в застекленных шкафах…
Но что-то произошло в этом старом доме — он весь словно после разгрома!
По гостиной быстро проходит б а б а Ш у р а, не обращая внимания, что на огромном столе-сороконожке остатки еды… Не обращая внимания на пыль — на шкафах, секретерах, статуэтках, рояле, вазах. Она только кутается в платок и бормочет про себя…
Б а б а Ш у р а. Слепой! Слепой… Слепой!