Якунина замерла, потом все-таки справилась с собой.
Я к у н и н а. Но вы же… должны быть там?!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Не обязательно я… Слишком жирно будет! (Усмехнулся.) Гедройц все знает! Это уже так… Автоматика!
Я к у н и н а. Но вы уверяли меня — не хватает того, другого!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Да, так! Сейчас мы Глеба — не… Не сможем!
Я к у н и н а. Значит, Глебу не поможешь?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (вдруг резко). А я могу… Я имею право его спасать? Когда рядом со мной… раненый душой человек! А?! Как?
Я к у н и н а. Я? Вы — обо мне? Нет! Не надо!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Боишься? Себя — боишься? А для чего я тогда тебе все это… выкладывал?
Я к у н и н а (пораженная). Все — для меня? Это — для меня… (Молчит.) Нет! Кажется, уже нет — не боюсь!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (взял ее руку, очень бережно). Мы… Якунины! За тебя — в ответе…
Я к у н и н а (в тон ему). А Глеб?.. Как же с ним-то? Поклянитесь!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Божиться — не в моем возрасте.
Я к у н и н а. Уж он-то совсем невинная душа!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (закрыл глаза). Не думал все-таки… что его, как кошку за задние лапы… И — об угол!
Не успела Якунина и вымолвить слова, как Дмитрий Михайлович снова стал самим собой.
И все-таки… Ты — важнее! (Хохочет.) Сейчас — важнее!
Я к у н и н а (пристально). Вы — оборотень!
Дмитрий Михайлович поднимает трубку внутреннего телефона — дальнейшая связь идет по селектору.
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Иван Иванович!
Г е д р о й ц. Да… Я здесь…
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Он уже идет? Эксперимент?
Г е д р о й ц. Как договорились — в первой стадии.
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Прекрасно! Обворожительно… Формидабль!
Г е д р о й ц (настороженно). Но я перехожу… Должен переходить к решающей фазе?!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (потирая руки). Можно, можно… Рванем, однако!
Г е д р о й ц. Как Ольга Артемьевна?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (резко). Не состояние… Не патологично!
Г е д р о й ц. Но я все-таки…
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (не сразу). Решает она сама!
Я к у н и н а. Я… не уйду!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Кончать разговоры! (Резко передохнул, словно ему стало нечем дышать.) Вперед!
Не сразу… но ощутимо настойчиво раздается странный, чуть скрипучий мелодичный звук! Все замирает… В доме такая обморочная тишина — словно все вымерло… И вдруг — треск! Перед тем как погаснуть электричеству, по комнате проходит невысокий поджарый человек в кителе-«сталинке». В руках у него петля из кожаной уздечки с серебряным набором. И вновь — резко! — темнота… И вдруг — неестественно яркий, внезапный свет. Вскакивает, хватая воздух, побелевшая Якунина…
Я к у н и н а (еле хватает ртом воздух). Нет! Где он?..
Старик молчит, как в трансе.
Он — снова? Здесь?!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Кто был этот человек?! Отвечайте! Вы его знаете?!
Я к у н и н а. Я… Нет! Я… (Падает в кресло, теряет сознание.)
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Знаешь… Знаешь ты его! Еще как хорошо знаешь! (В селектор.) Гедройц!
Г е д р о й ц. Я пока не понимаю! Что-то вроде замыкания… (Осторожно.) Но результат-то есть? Был?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (закрыв глаза, расстегнул ворот рубашки). Был… Был!
Г е д р о й ц. У нас не хватило мощностей зафиксировать его! Он исчез… Распался вновь!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (тихо). И слава Богу!
Г е д р о й ц (осторожно). А что с Ольгой Артемьевной?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Привожу… ее в чувство.
Г е д р о й ц (обеспокоенно). Я все отключаю… И сейчас буду у вас!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Позвоните врачу — это первое.
Старик сидит один около не приходящей в себя Якуниной. Смотрит на нее, даже, кажется, любуется ею…
(Тихо, из последних сил.) Отдыхай… Он… исчезнет теперь навсегда из твоей памяти. Из твоей души! Этот… «кадавр»! Твой страх… Твое чудовище! (Смеется — еле слышно.) А старик… Его извилины еще на что-то годятся! А? (Смолк.) Спи, девочка! Это не обморок — это сон… Здоровый, воскрешающий сон! (Снова смолк, чуть ли не уснул.) На большее у меня не хватило ни возможностей! (Тише.) Ни мужества… (Задумался.) Пока — не хватило! Но я-то знаю! Я знаю! Если спасти мать — спасешь всю семью. И детей, и стариков! И даже тех, умерших! (Усмехнулся.) Как бы… умерших?! Но это уже не моя… а твоя… Оленька! Забота! Самая большая. И долг — тоже твой! Если поймешь… (Тихо, еще не веря.) Если ты — поймешь…