Л а р с (так же стремительно). …А как волна! Существует — бесконечно?!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Вся задача… Успеть! Успеть!
Я к у н и н а. Успеть? Да! Но и уметь… Уметь! Восстановить биологическую частицу, имея постоянную…
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Имея постоянную…
Л а р с. …Волну?!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Вот именно! Именно! Волну! (Вдруг почти кричит.) Нет! Ты — мой внук! Мой!
Ларс смотрит на них обоих чуть отстраненно.
Л а р с (потом светлея юношеской улыбкой). Или вы… все-таки сумасшедшие? Или…
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Пока — первое!
Л а р с. Мать? А ты… что скажешь?
Я к у н и н а. Ну, если ты все понял… (Нетерпеливо.) Я не понимаю тогда… твоих вопросов?
Л а р с (смотрит на мать, переводит взгляд на деда). Когда же ты успел? Дед…
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Сними шарф!
Тот снимает.
Да, след тот… Уздечки!
Л а р с (искренно). Какой уздечки? (Кричит.) При чем тут уздечка? А? На кого уздечка? На меня, что ли?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (вздохнув). Пусть решает… она! Все-таки — мать!
Я к у н и н а (тихо, почти не в себе). Решает в конце концов… сам человек!
Л а р с. Вы — обо мне? Я так понял? Понял!
Все молчат.
Что я должен решить? (Пауза.) Ну, подскажите… Мама!
Появляется Г е д р о й ц. Он, кажется, все уже понимает.
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Вот кто доставит меня… Нет! Не в бункер! А на балкон! Я хочу видеть людей! Город! Жизнь… И шампанское — тоже на балкон! Я буду пить! На глазах всего изумленного города!
Л а р с. Я сейчас принесу!
Я к у н и н а. Останься!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (уже на ходу). Ах, какие нежности! Как все о себе стали заботиться! Как беречь себя… Просто какие-то… жеманницы!
Я к у н и н а (в сердцах). Что вы несете?!
Г е д р о й ц (с намеком Ларсу). Если бы ваша мать могла бы это сделать сама… не было бы вообще вопроса!
Л а р с (искренно). Какого вопроса?
Старик неожиданно крестит их обоих и дает знак Гедройцу: «Вези!» Гедройц увозит старика на балкон. Потом возвращается за шампанским и фужерами… Уносит их на большом серебряном подносе. Старик там, на балконе, веселится, читает стихи… Ларс в гостиной сидит в оцепенелости. Якунина смотрит на него с непередаваемой нежностью.
Мама… А зачем ты вообще родила меня?
Я к у н и н а (сдержалась). Не помню.
Л а р с. Чтобы укрепиться в якунинской семье?
Я к у н и н а. Это не вопрос.
Л а р с. Да! Это — догадка… А если бы меня вообще не было на этом свете? Тебе стало бы легче? Или было бы легче?
Я к у н и н а. Такие вопросы… (Сдержалась.) Матери не задают!
Л а р с. А какие вопросы… В этом доме! Задают матерям?!
Я к у н и н а. Ты есть! И это — факт! (Отвернулась.)
Л а р с (тихо). Я — значит… «факт»! И это говорит мне моя… Да! Не слишком счастливая мама?! Значит! Это не просто… (Как-то нелепо машет руками, словно пытается понять причину всего происходящего.) Дед? Он что… прощался? С нами? Или только со мной?
Я к у н и н а. Ты… ближе всех! Был… Нет! И теперь — к отцу…
Л а р с. Но что-то изменилось!..
Я к у н и н а (стремительно). Ты чист теперь… Чист, как ангел. Как посланец! Как ненародившееся дитя!
Л а р с (скривился в усмешке понимания). Как ангел! (Молчит.) Не мучь себя… мать! И не горбись! Ты только что была прекрасной, светящейся женщиной. Перед такими… можно только падать на колени. (Чуть нервно.) И голос у тебя был другой.
Я к у н и н а (тихо). Чей?
Л а р с. Его… (Тихо.) Отца!
Я к у н и н а. Не-е-ет… (Смеется.) Это просто он тебе послышался! Он звучал в тебе… мой мальчик!
Хочет взять его руку, но Ларс вырывает ее и быстро идет к двери в «бункер». Перед тем как войти туда, он вдруг выкрикивает…
Л а р с. «Ты — женщина! Ты — бабочка большая!» (Почти смеется.) Похоже?
Якунина не в силах ответить, а Ларс уже захлопнул за собой дверь. Мать сидит словно окаменевшая, чуть-чуть раскачивается в такт звучащей в ее душе музыке. И неожиданно из ее груди — чуть слышно, а потом все отчетливее, все явственнее — звучат голос и слова Глеба: «Ты — моя любимая женщина! Только ты проникаешь в мои мысли, даже в мои сны… Ты — женщина… Ты — бабочка большая!»