Марина молчит.
Есть некоторая тирания любви. Чем сильнее любовь, тем сильнее и тирания…
М а р и н а. Некоторое время я не думала об этом. Я ни о чем не думала. Даже когда мы попадали куда-нибудь в компанию, мы забивались в угол и сидели там, прижавшись друг к другу… Мы были какие-то отчаявшиеся в этом своем желании не отпускать другого от себя. Над нами подтрунивали, говорили: «Зачем же ходить в гости, ведь так можно сидеть и дома…» (Неожиданно.) Это смешно?
П о ж и л о й ч е л о в е к. Нет.
М а р и н а. В этом был какой-то особый смысл. Для меня, во всяком случае… и для него, наверное, тоже. Я смотрела на этих веселящихся, орущих людей и думала, какие они несчастные. Мне было их жалко. Я-то знала, что только мы с Максимом какие-то счастливчики. Мы вдвоем, и нам не то чтобы весело или невесело, скучно или нескучно. Это не умещалось ни в какие эти слова, ни в их разговоры… У нас был свой язык, даже не язык, а прикосновения, движение пальцев, дыхание, то, как он прижимал меня к себе, тепло, нежно, и, не глядя на него, я знала, что он сейчас улыбается и закрывает глаза, оттого, что ему… и мне, мне тоже хорошо…
П о ж и л о й ч е л о в е к. Очевидно, вы были очень одиноки до этой встречи?
М а р и н а. Не то чтобы одиноки. Нет, я была нормальная, обыкновенная. У меня были какие-то знакомые, и даже мне казалось, что я кого-то любила… Я даже примерно знала, как пройдет моя жизнь, от молодости до старости, все как бы по порядку… по этапам… А тогда, то есть с этого времени…
П о ж и л о й ч е л о в е к. Вы постарайтесь точнее сказать. Наверно, вот это и есть самое важное.
М а р и н а. Не знаю, самое ли важное… Вы знаете, я заметила, хотя уже прошел месяц, что я просыпаюсь сразу же, как просыпается Максим. Одновременно. Нам было трудно, у обоих экзамены, диплом… А я…
П о ж и л о й ч е л о в е к. Успокойтесь. И точнее, точнее все сформулируйте. Ну хотя бы для себя.
М а р и н а. Да… (Пауза.) Ну так вот. Я тогда вдруг поняла, что ничего ясного впереди в моей жизни нет. Никаких там этапов, старости… Я поняла, что жизнь может прерваться в любую минуту. Вот сегодня днем, вечером или завтра утром… Потому что все остальное было неинтересное, неважное, лишнее. Сегодня он рядом, он любит меня, он живой. Здесь его глаза, руки, его слова, звук голоса, и, значит, у меня есть еще один день. И я была благодарна ему, себе, всем вокруг нас, что они не мешают нам. А завтра это могло все разрушиться, исчезнуть. Нет, просто он может умереть, попасть под машину или еще что-нибудь. Я пыталась не думать, но могло быть и другое…
П о ж и л о й ч е л о в е к. Что он разлюбит вас?
М а р и н а. Нет, такими словами я об этом не думала. Он был один, понимаете, он был весь, он был неделим для меня, и без меня я его не представляла. Я, наверно, мешала ему. Я ходила с ним на его лекции, ждала его, когда он сдавал экзамены… Странная, казалось бы, вещь, я даже перестала следить за собой так, как раньше. Мне казалось, что я и так для него прекрасна. Я его. Я ходила какая-то нечесаная, я накидывала пальто на голое тело и ждала его на лавочке перед университетом, когда он сдавал экзамены. Я ловила себя на том, что я отключаюсь, пока его нет, пока он не выйдет… А потом он сбегал по лестнице, и все менялось.
П о ж и л о й ч е л о в е к. А как же вы сдали экзамены?
М а р и н а. Не знаю. Меня, наверно, пожалели. Раньше-то я училась очень прилично. Я была очень напористая студентка. Мне прочили большое будущее. Да я и сама на него надеялась. Если бы не случилось всего этого, из меня бы, наверно, вышла лихая карьеристка. Я много печаталась, оперировала самыми высокими понятиями, поднимала, защищала, угрожала… И ничего не понимала, душой, что ли, не задумывалась… (Пауза.) Печаталась та женщина во мне, которая собиралась прожить жизнь по этапам. Как одинокий паровоз из школьного учебника — от точки А до точки Б.
П о ж и л о й ч е л о в е к. А может быть, именно тогда вы были ближе к истине. Вы никогда не задумывались над этим?
М а р и н а. Ну что вы говорите? Вы — пожилой человек, проживший жизнь человек. Вы что, хотите этим самым меня успокоить? Подтолкнуть на всегда возможный путь?
П о ж и л о й ч е л о в е к. Вот вы говорите — я, не понимая, оперировала самыми высокими понятиями. Вряд ли вы уж совсем ничего не понимали. Просто они были не ваши, без вашей крови, не выстраданы. Потом прошла часть жизни, высокие понятия как бы отошли на второй план. Жизнь более конкретна, она полна полутонов, трудно определить одним словом все, что с нами совершается. Оно и хорошее, и плохое — одновременно. Хотя бы ваша первая встреча с Максимом… Я не могу сказать, что она мне понравилась. Хочется верить, что это серьезно, и вдруг какое-то вранье, душевная расхристанность. Согласитесь со мной.