Н и к о л а с (насторожившись). Что, дистиллированную?
Г р а ч. Почти! Я прилетел туда через неделю, к самому концу. Никита, конечно, в стельку. Бормочет про какие-то морозы… А вокруг жарища июльская! Вся документация вверх дном. Что-то сожжено даже. Анализы только за последний день.
Н и к о л а с. Не один же он проводил испытания?
Г р а ч. Местных-то найти не удалось. Расчет взяли все сразу. В один день. А почему, спрашивается?
Н и к и т а (стараясь быть спокойным). Старообрядцы! Они увезли старуху хоронить.
Г р а ч. Какую старуху?
Н и к и т а. Бродяжка. Побирушка!
Г р а ч (кричит). А почему молчал про это?
Н и к и т а (кричит). Ну, слаб человек. Слаб! По себе, что ли, не знаешь?
Врывается В а р в а р а А р х и п о в н а.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Эту оранжевую кофточку я думаю подарить Софочке.
К а т я (вбегая следом, шутейски вырывая ее из рук Варвары Архиповны). Отдайте, отдайте, сейчас же… Оранжевое старит.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Тогда туфли и перчатки. Они очень хороши по сочетанию.
К а т я. Варвара, зачем вашей парализованной красавице туфли и перчатки для улицы?
В а р в а р а А р х и п о в н а. Это не для Софочки, а для меня!
Н и к и т а. Не прихватите там мои джинсы! А то я никого не выпущу без обыска.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Зачем вам три пары? Из одних джинсов можно сделать чудесный костюмчик. Я видела вчера американок у «Метрополя»…
Н и к о л а с. Мама…
В а р в а р а А р х и п о в н а. А вы знаете, что я каждую ночь даю себе слово… Конечно, если с Софочкой что-нибудь случится… не раньше…
Г р а ч. Так что это за таинственное ночное слово?
В а р в а р а А р х и п о в н а. Боже, какое вы все-таки очарование, Василий Александрович! Так вот, Василий Александрович, когда-нибудь я… возьму на себя смелость попросить вас быть моим шафером.
Н и к о л а с. Что?
В а р в а р а А р х и п о в н а (почти оскорбилась). А чему тут удивляться? Я никогда не была замужем. Да, у меня были мужчины… И любимые… Но замужем… я не была. А это все-таки упущение! А потом весь обряд — цветы, белое платье, флердоранж… Шампанское! (Коротко.) И вообще, что вы здесь так кричите? А бедный Никита совсем побледнел. Сейчас, сейчас будет стол, будет и шампанское… (Подмигнула Никите.) Так что, Катя, перчатки и туфли я оставляю для свадьбы.
Они снова вернулись к чемоданам.
Г р а ч. После того запоя, там, на озере… после старообрядцев Никиту и прихватило! Еле вытащили. Чего только мы не делали… по своим каналам. А он, неблагодарный… не хочет отвечать на разумные вопросы третий месяц.
Н и к о л а с. А официальные данные где?
Г р а ч. В институте, у меня… Но ведь нужна его голова, чтобы объяснить этот парадокс. С одной стороны, полная удача, а с другой — полная неудача. Каждый день звоню сюда, каждый день жду, когда у него окно прорубится. Но, видно, уж не дождусь. А коллегия на носу. Теперь на тебя, Николас, вся надежда.
Н и к о л а с (встал). Базиль, а помнишь, какой ты был мощный! Геркулес… Какое упорство! Твои вечные лыжные штаны… Потом китайские рубашки, как из дерюги! Помнишь, как ты их сам стирал под краном. Как ты пытался сбежать на вечер отдыха в МАИ, а я кричал на тебя. А этот… (глядя на Никиту) мог закрутить свои длиннейшие ноги в какой хочешь морской узел. Такой ленивый, такой скептический и вечно сонный…
Н и к и т а (тихо). Проснулся…
Н и к о л а с (воодушевляясь). Я не был талантливее вас! Нет! Я был старше вас. Может быть, умел увлекать. Убеждать. Мы были рождены новым временем, когда каждый в своем, пусть маленьком, деле должен был отдать все, что есть в душе, чтобы наш мир проснулся. Как на рассвете просыпается девушка. Юная, чистая и открытая для любви.
Н и к и т а. Насчет вкуса у тебя… (Поморщился.) По-прежнему…
Н и к о л а с (стараясь не подать вида, что обижен). Это поэзия раннего испанского Возрождения…
Н и к и т а. Только не в твоем переводе.
Н и к о л а с. Пусть случайность, что сейчас мы оказались в центре внимания. Сама проблема очищения. Но мы не то что другие — не сдали позиций своей юности! Если каждый из нас на своем месте…
Н и к и т а. Да брось ты свою теорию разумного эгоизма! Не каждый! И не на своем месте! И пока человек не умер, нельзя сказать, что он сдался! И никто не дал тебе права судить кого-либо! Что ты тут сидишь, как надувшийся павлин! Или как американский дядюшка в голодном Парагвае…