С а м а р и н. Я же сказал. Решим, решим твой вопрос.
Л я т о ш и н с к и й. Ну в самом же деле! Станочный парк устарел. Стапеля перенабиты! Десять лет назад министерство дало мне деньги, документацию, кадровые возможности. А я не могу их реализовать! Тогда мне было сорок пять лет. Я был молод, красив, полон энтузиазма. А что я сейчас?
К а ш т а н о в. Не пыли, Герман Александрович. Судоремонтный наша гордость. Основной отряд пролетариата!
С е р е б р е н н и к о в. И под командой такого… извините, неврастеника.
К а ш т а н о в. Осторожнее, Николай Леонтьевич. Может быть, во всем Союзе нет второго такого Лятошинского.
Ш а х м а т о в (неожиданно Лятошинскому). Допустим, вы ушли с завода…
В кабинете сразу снова стало тихо.
Допустим? Хорошо?
Л я т о ш и н с к и й (насторожившись). Ну!
Ш а х м а т о в. Нет, не «ну». (С искренним интересом.) Как жить будете?
Л я т о ш и н с к и й. Тихо.
Ш а х м а т о в (подавшись вперед). Как, как?
Л я т о ш и н с к и й. Не надрываясь. Тихо. Не мучась каждый вечер, как утром пустить гидравлический пресс. Как переделать котельную, в которой, того и гляди, возможна авария. Да, да, именно в эту самую минуту. Когда я вам докладываю о своих душевных планах. (Воодушевляясь.) Вы же любите душевные излияния! Не понимаю, как можно быть инженером такого класса и одновременно… Вы, наверно, уже забыли…
С а м а р и н. Любопытно, любопытно…
Л я т о ш и н с к и й. Или вы и на прежних своих постах были в основном теоретиком? Генератором идей? И там были свои Самарины, Синилкины, которые претворяли их в жизнь. Так вот, судоремонтный, Михаил Иванович, вам был бы не по плечу! У нас директору надо знать самому, как из проволочек собирается дистанционное управление, и показать, если потребуется, и быть в курсе всех мировых новинок. Тогда основной отряд пролетариата, как выразился уважаемый председатель крайисполкома, готов за тебя и в огонь и в воду! В две смены и в три! Нет, «Челюскинец» горит не по нашей вине! (Сел, снова встал.) Может быть, я однобок. Но я люблю железки. Они надежнее! Прошу покорно извинения… за тон… Но только за тон! (Сидит, перебирает бумаги. Потом берет чью-то пачку сигарет и неумело закуривает.)
Пауза.
К а ш т а н о в (после паузы, примирительно). Ты что, сам не понимаешь, Герман Александрович? Что такое остановить судоремонтный?
Входит С и н и л к и н.
Ш а х м а т о в. Ну…
С и н и л к и н. Из-за шторма суда не могут быстро подойти к «Челюскинцу». Только к утру.
Ш а х м а т о в. Значит, настаивают?
Синилкин кивает головой.
Что Москва?
С и н и л к и н. Жду их решения с минуты на минуту.
К а ш т а н о в. Но ведь у военных есть и другие возможности.
С е р е б р е н н и к о в. Разрешите, я сам. Поговорю. Из своего кабинета.
С и н и л к и н (настойчиво). Решение будет с минуты на минуту.
Ш а х м а т о в. Связь с Трояном?
С и н и л к и н. Налаживается. Разрешите. (Подходит к стационарному селектору, включает эфир.)
Слышны бесконечные радио и радиотелефонные разговоры пароходства, крайкома, Москвы, далекие и рядом звучащие голоса на русском и других языках, все чаще повторяющие название сухогруза «Челюскинец».
Во всяком случае, сигнала бедствия с «Челюскинца» в эфире нет. (Уходит.)
К а ш т а н о в. Держится, чертяка!
С е р е б р е н н и к о в (про себя). Да, любопытно…
С а м а р и н (не сразу). Мне вот только одно любопытно… Почему же все-таки Лятошинский сдал сухогруз с сомнительным газогенератором?
С е р е б р е н н и к о в. Нужно было — и сдал!
С а м а р и н. А все-таки любопытно, почему же «Челюскинец» вышел в море?
Р у р у а (вскочил). Потому что я танцевал у него на голове. Крейтинг надо везти? Надо! Не самолетом же! «Челюскинец» самый большой сухогруз пароходства. Каждый день его простоя…
С е р е б р е н н и к о в. Или ремонта…
Р у р у а. …обходится государству в восемьдесят тысяч рублей, а мы будем ждать генератор из центра? Три месяца! А-а! Не смешите меня!
С а м а р и н. А вас после строгого выговора еще можно рассмешить? Завидный характер. Легкий!