К а ш т а н о в. Замолчи, Герман! Порт построен. Крейтинг придет. Откроем порт. Проводим Михаила Ивановича. Там разберемся. А сейчас «Челюскинец» спасать надо. Вертолеты послать. Связь налаживать.
С е р е б р е н н и к о в. Вот это верно. (Лятошинскому.) Мудро это, молодой человек.
В кабинет быстро входит взволнованная Л о м о в а, за ней С и н и л к и н, молча кладет радиограмму перед Шахматовым, который сидит, закрыв глаза.
Л о м о в а. Михаил Иванович, пожар потушили.
Р у р у а. Ура-а!
Л о м о в а. Но судно стало неуправляемым. Я вас прошу…
С и н и л к и н (видя, что Шахматов сидит по-прежнему). Двухсторонней связи по-прежнему нет. Смогли только перехватить радиограмму.
Шахматов не поднимает головы.
С а м а р и н. Что в радиограмме?
С и н и л к и н. Шторм усиливается. Оставшиеся две машины не выгребают против волны.
Р у р у а (осторожно берет радиограмму со стола Шахматова). Еще два иностранца подошли. Про «SOS» ни слова.
С а м а р и н. Кто подписал?
С и н и л к и н! Без подписи. (Смотрит на Шахматова.)
Р у р у а. А первая была подписана Трояном.
К а ш т а н о в. Тоже характер! Пока можно была покрасоваться героизмом, он тут как тут…
С а м а р и н. Не надо.
К а ш т а н о в. Что?
С а м а р и н (раздельно). Не надо так про Трояна! Другой бы на его месте просто переложил бы на нас всю ответственность. (Посмотрел на Руруа.)
С и н и л к и н. Москва затребовала данные о «Челюскинце». Изыскиваются все возможности помочь Трояну.
Ш а х м а т о в. Соедините меня с округом.
С и н и л к и н. Будет. Пока я докладываю Москве о положении каждые полчаса.
Ш а х м а т о в. И это все?
С и н и л к и н. Округ сообщает — три вертолета поднялись в воздух. Один вернулся из-за погоды. С двумя другими связь поддерживается нерегулярно. Атмосферные помехи.
Пауза.
К а ш т а н о в. Что-то я перестал вас понимать, Николай Леонтьевич? (Внимательно смотрит на молчащего Шахматова. Берет инициативу в свои руки.) Дело это, как я понимаю, в конце концов, начальника пароходства. Уж он найдет способ, как воздействовать на Трояна. И без бюро, без крайкома, тихо, мирно… А Роман Шалвович нам, старикам, не откажет…
С е р е б р е н н и к о в (осмелев). Вроде Михаил Иванович хочет далеко идущих выводов. (Лятошинскому.) И вы тоже?
К а ш т а н о в. Если бы не время…
С е р е б р е н н и к о в (не может остановиться). Самарин хочет спасать Трояна своего. Ломова за сына беспокоится. А мы с тобой, Павел Степанович, всю жизнь на ножах, в одной упряжке. Мы-то с тобой о чем печемся? Об авторитете партии!
Л о м о в а (молчащему Шахматову, тихо). Михаил Иванович, дорогой, послушайте Серебренникова. Ведь он старшой. «Старшой»! В городе его так зовут.
С и н и л к и н. Почему «старшой»?
С е р е б р е н н и к о в (засмеялся). Нас у матери двенадцать человек. А отец в первую империалистическую погиб. Понимаете сами… что казаку пришлось вынести. (Улыбнулся.) Ну ладно, ладно, мир, мужики? Что это напоследок? Такого орла провожаем! Не по-человечески получается… (Весело.) Давай, Руруа, твори свои грузинские чудеса. Но только чтобы Трояну была отбита телеграмма, со всеми формальностями, со всеми печатями, с благословением министерства. Да такая, чтобы он послушался. Спасение людей.
Р у р у а. И моя подпись?
С е р е б р е н н и к о в. Естественно! А чья же еще? Разумно? Разумно!
Л я т о ш и н с к и й (раздельно). Мужики — за! А то ведь если «Челюскинец» погибнет? Тогда ведь на свет выплывет. Как Руруа все контрольные службы обошел? И вообще… (Сделал широкое движение рукой.)
Шахматов поднял голову, Лятошинский замер, все подняли глаза.