Ш а х м а т о в (Синилкину). Что вы стоите? Связи нет?
С и н и л к и н. Будет.
Ш а х м а т о в. Я уже это слышал.
С и н и л к и н. Связь будет через пятнадцать минут. Если хоть один вертолет выйдет в квадрат «Челюскинца». (Тихо. Шахматову.) Вы забыли принять лекарство.
Ш а х м а т о в (не понимая, не помня, шарит по столу, по карманам). А где оно?
С и н и л к и н (вынимает из кармана). Две таблетки. (Протягивает стакан воды.)
Ш а х м а т о в. Спасибо. Спасибо вообще вам. Это так обременительно для людей заботиться о чьем-то здоровье. (Выпил лекарство.)
С а м а р и н. Может быть, подождем? Отменить?
Л я т о ш и н с к и й (тихо). Что можно отменить?
С и н и л к и н (быстро глянув на него). Я включу «Челюскинец» на белый телефон.
Ш а х м а т о в (не сразу). Лучше на селектор.
С и н и л к и н (Шахматову). Хорошо. Троян будет по селектору. (Быстро уходит из кабинета.)
Р у р у а (про Синилкина). Из военных он, что ли?
С е р е б р е н н и к о в. Из народного хора. Секретарем партбюро там был. Лет десять назад. А потом с Михаилом Ивановичем по всем городам и весям, как говорится.
К а ш т а н о в. А дисциплина… ой-ой-ой… чувствуется!
Р у р у а (как знаток). В хоре самая дисциплина.
Ш а х м а т о в (неожиданно мягко). Я попросил взять на «Челюскинец» свою племянницу. Она воспитывалась у нас в семье. Прилетела из Ленинграда на практику. По профессии судовой врач. Взяли дублером. Это просто чтобы вы знали. Она… единственный ребенок у нас в семье. Стариков много. Все живы. Мои родители и жены. Все четверо. А дочь вот такая… Леночка…
Л о м о в а. Выходит, мы с вами товарищи по несчастью?
С а м а р и н (резко). А что? Есть известие об их гибели? Держите себя в руках, Нина Сергеевна.
К а ш т а н о в (мягко, но настойчиво). Вы, Михаил Иванович, простите. Определяться надо. А вы как-то… ни да, ни нет. Если что знаете, скажите. Доверяйте нам.
Л о м о в а (вдруг, в сердцах). Нельзя же таким каменным быть!
Пауза.
Ш а х м а т о в (осторожно). Если бы это был не Троян, а кто-нибудь другой… я бы давно…
Л я т о ш и н с к и й (неожиданно догадавшись). Михаил Иванович!
Ш а х м а т о в (резко обернувшись). Что?
Л я т о ш и н с к и й. Все-таки был он у вас? Перед выходом в море?
Ш а х м а т о в. Кто?
Л я т о ш и н с к и й. Троян.
Ш а х м а т о в. Был. (После паузы, быстро.) Был, был…
Пауза.
С а м а р и н (осторожно). Это что-нибудь меняет в вашем решении?
Ш а х м а т о в (искренно). Вы думаете — дело в решении? Все серьезнее. (Замолчал.)
Члены бюро переглянулись. Встал Руруа.
Р у р у а. Я позвоню министру! В конце концов, я подчиняюсь ему.
Ш а х м а т о в (повысив голос). Я не договорил.
С а м а р и н (быстро). Сядьте, Роман Шалвович.
Ш а х м а т о в (Серебренникову). Если «Челюскинец» погибнет… Если погибнут шестьдесят моряков, они положат свои жизни за наши с тобой ошибки, Николай Леонтьевич.
К а ш т а н о в. Да какие? Мы-то, в конце концов, при чем? Океан! Порядка девяти баллов шторм!
Ш а х м а т о в (решившись). Идти на смерть или спасаться — могут решать только они сами. У них должна быть свобода выбора.
С е р е б р е н н и к о в. Они там от своего молодечества сложат голову, а весь шум, вся ответственность на нас? Это же государственный вопрос! Порт должен быть сдан в конце концов. Он уже включен как действующая единица в государственный план. Твое слово! Имя, наконец, Михаил Иванович…
Л о м о в а (вскочила). Ребят надо сначала спасти. А потом уж разбираться!
Ш а х м а т о в (себе). Если на фронте командование колеблется, управление потеряно, фронт дрогнул… И здесь важно, чтобы кто-то остался на своем посту.
С е р е б р е н н и к о в (возмущенно). Это наш-то край дрогнул?
К а ш т а н о в. В самых передовых столько лет!
Ш а х м а т о в (чуть повышая тон, но этого достаточно). Не вижу я тут святых. Думаете, я вас учу? Вы тоже меня учите! И хорошему и плохому. А что произошло? В общем-то, в государственных масштабах — частный случай. ЧП! Заметка на двадцать строк в газете. А раскрылось многое. Далеко стало видно. Каждый из нас в чем-то, где-то да поступился своим мнением. Не рискнул положением. Не ответил отказом на глупость. А расплачиваются за это шестьдесят один человек. Троян. И мне хочется, чтобы нам перед ними было стыдно. Всем нам. И больше, и меньше виноватым! (Хлопнул ладонью по столу.)