С е р е б р е н н и к о в. Садитесь, товарищи.
С а м а р и н (про себя). Нет. Не могу себе представить… Я ведь с детского дома с Ванькой Трояном дружил. На флоте в войну юнгой служил. Вы не знаете, что такое в детском доме старшего брата иметь!
Л я т о ш и н с к и й. Вспоминать потом будете, Юрий Васильевич.
К а ш т а н о в. Я лично готов ответить. И перед пленумом.
С и н и л к и н (входя). Михаил Иванович, там на площади… Неспокойно. Что прикажете?
Ш а х м а т о в (коротко посмотрел на него, обвел глазами присутствующих, неожиданно спокойно). Я иду к ним…
Идет к двери, за ним встревоженный Синилкин. Все смотрят вслед Шахматову. Тот оборачивается на пороге.
Я доверяю вам… (Хотел сказать еще что-то, но сдержался и быстро широким, уверенным шагом ушел.)
За ним Синилкин. Пауза.
С е р е б р е н н и к о в (не смотря на молчащих членов бюро, встал). Здесь, конечно, не все… Но, я думаю, отсутствующие члены бюро крайкома поддержат нас. Вынесем разговор на пленум. Доложим в Москву. Но общее мнение сейчас выработаем. (Вдруг тихо рассмеялся.) Оказывается, мудро Москва поступила, дала нам право самим решать. (Вздохнул.) Первое — предлагаю, товарищи, за противопоставление себя бюро крайкома партии, за несвоевременное принятие мер по спасению «Челюскинца» вынести Шахматову Михаилу Ивановичу… строгий выговор. С занесением в учетную карточку. (Молчание.) Ну, это ведь — по-божески! (Молчание.)
Пауза.
К а ш т а н о в (резко встал, почти отбросил стул. Подошел к окну). Включите селектор… Может, еще что узнаем…
Лятошинский включает селектор. По селектору слышатся малопонятные переговоры. Долгая пауза.
С е р е б р е н н и к о в (Лятошинскому). Включил! Так голосуем?
К а ш т а н о в (про себя). Как Шахматов-то по площади идет… Словно двадцать лет сбросил.
Л я т о ш и н с к и й (подошел к нему). Сложный человек Михаил Иванович.
К а ш т а н о в. Не от мира сего. (Вздохнул.)
Л я т о ш и н с к и й (твердо). Нет, от мира. Именно от нашего мира.
С е р е б р е н н и к о в. Даже если бы они спаслись, думаю, все равно бы на это место сел другой. Нет, не ты, Самарин. Нет, Юрий Васильевич, ты все-таки младший брат. Так на всю жизнь им и остался.
К а ш т а н о в. Ты?
Л я т о ш и н с к и й. Троян!
С е р е б р е н н и к о в (усмехнулся). Умный ты, Герман Александрович.
Пауза.
К а ш т а н о в (задумчиво). И что ты за человек.
С е р е б р е н н и к о в (спокойно). Я земной, жизненный человек.
С а м а р и н (не может прийти в себя от предложения Серебренникова). Ванька Троян… Ему бы в голову никогда не пришло, что Серебренников… Его…
К а ш т а н о в. Смотрите, как Шахматов рукой машет. Словно саблей рубит!
Л я т о ш и н с к и й (тихо). Какая все-таки сила в этом человеке.
С е р е б р е н н и к о в. Нет, Шахматов, конечно, помог краю… Помог!
К а ш т а н о в. Смотрите, даже шапку снял. А ветер-то, ветер…
С а м а р и н. А как слушают! Как слушают…
Л я т о ш и н с к и й. А где Синилкин? Нельзя было его одного отпускать…
С а м а р и н. Что это? Смотрите, люди к крайкому бегут.
К а ш т а н о в. Неужели? Надо…
С е р е б р е н н и к о в (подбегает к селектору). Синилкин! Черт! Где же ты?
К а ш т а н о в. Шахматов на их пути встал!
Л я т о ш и н с к и й. Нет! Это что-то не то!
Серебренников быстро идет к двери. Навстречу ему вбегают Л о м о в а и Р у р у а.
Л о м о в а. Живы! Живы! Только что передали…
Р у р у а. Только что передали с флота, «Челюскинец» спасен. Он на плаву. Ремонтируются. Течением его вынесло к Танагрским островам.
С е р е б р е н н и к о в. Не может быть!
Л о м о в а (обнимает его, потрясенного, испуганно). Живы! Слава богу!
К а ш т а н о в (тихо). Ура! Ура, товарищи! Никуда мы Михаила Ивановича не отпустим.
С а м а р и н. А Ванька-то, Ванька-то Троян!..
К а ш т а н о в. Выстоять в таком шторме…
Л я т о ш и н с к и й. Ну что, Николай Леонтьевич, доспорили вы наконец с Трояном?
С е р е б р е н н и к о в. Да! (Сел.) Да, человек, оказывается… может… невозможное…