— Эй ты, сопляк, тебе чего здесь надо?
Я оборачиваюсь. Рядом стоят двое и сверлят меня глазами. Оба нездешние.
Пожимаю плечами.
— Смотрю плакаты. А что еще?
— Это не твое дело. Ты еще молокосос. Не имеешь права избирать.
— А ну, иди сюда, иди, иди!
Другой толкает меня за угол школы. Там нет ни души.
— Какие у тебя бюллетени? — спрашивает первый.
— Бюллетени? Какие тебе бюллетени померещились? — через силу улыбаюсь я.
— Есть у тебя бюллетени, ублюдок ты этакий! — спокойно говорит другой и так сильно сжимает мне руку, что в глазах у меня темнеет. — Давай их сюда!
Я вырываюсь, а он лезет рукой ко мне в карман. Достает оттуда пачку темно-красных бюллетеней и размахивает ею у меня перед носом:
— Ага! Ну и мерзавец! Говори, откуда они у тебя, кто тебе их дал? — Он хватает меня за ухо и тянет изо всех сил. — Кто тебе их дал? Откуда они у тебя?
Я отбиваюсь, верчусь, чтобы освободить свое пламенеющее ухо, и не отвечаю на вопрос.
Мне их сунул в руки Христоско, по разве я могу его выдать? Продолжаю молчать.
— Молчишь, вера твоя поганая!
Он, нервничая, засовывает бюллетени к себе в карман, и две звонкие пощечины, одна за другой, обжигают мне щеки.
Оба бандита поспешно скрываются за углом.
"Погромщики! Грязные погромщики!" — думаю я, смертельно оскорбленный и обиженный. Меня отец так не бил, а им можно?.. Я придумываю самые страшные ругательства, чтобы хоть этим поднять в собственных глазах свое униженное достоинство и получить некоторое удовлетворение.
Приближался полдень. У дверей школы образовался длинный хвост избирателей. Большинство рабочие. Я узнал многих с табачного склада. Все терпеливо ждали своей очереди.
На противоположном тротуаре и дальше до конца улицы стояли любопытные. Странная вещь! Этих людей я никогда раньше не встречал в городе. У некоторых в руках суковатые палки. В городе только несколько человек ходили с палками: полковник Карастоянов, хромой Пешо Германец с белыми мышами, которые вытаскивали "счастье", — он имел полное право ходить с палкой, так как без нее не мог держаться на ногах. Лютеранин Станчо с бельмами на обоих глазах тоже палкой нащупывал дорогу. С палкой ходил и директор земледельческого банка, чтобы обороняться от собак в нижних кварталах города. И некоторые старушки, которые, постукивая палочками, носили кутью на кладбище…
Но эти? Кто были эти незваные гости, которые вертелись здесь, как волки вокруг беззащитного стада?
Я начал читать плакаты на противоположной стене. До недавнего времени и я удивлялся этой страсти взрослых спорить, доходя до драки, о том, кто достойнее — стамболовцы или народняки? Если судить по плакатам, и те и другие были воры, насильники, взяточники, и всем им давно место в тюрьме. Они взаимно обвиняли друг друга в таких страшных преступлениях, что было удивительно, как они еще могут требовать от избирателей доверия… Да ведь они, эти избиратели, должны бы камнями их забросать.
Черныш и Штерё быстро прошли мимо меня и, не останавливаясь, дали мне понять знаками, что направляются в другую секцию, в греческое училище. Штерё, сделав несколько шагов, вернулся и прошептал:
— Безобразие, греки голосуют за правительство. А оно их преследует и отбирает имущество…
Среди публики, у ворот, раздались голоса:
— Ну что они там делают? Умерли, что ли? До каких пор мы будем здесь дремать? Пусть полицейский посмотрит, что там делается!
Вышел невысокий избиратель с бородкой.
— Кушают! Питаются господа! — объяснил он.
Другой доверительно добавил ближайшим соседям:
— Так и дурак сумеет организовать выборы. В темной комнате только одни правительственные бюллетени…
Народ прибывал, и толпа росла. Рабочие подходили молчаливые, замкнутые.
Прошли те двое бандитов, которые отняли у меня бюллетени.
Протарахтел фаэтон. Из него вылез пристав Чаушев, засуетился:
— Медлят? Почему? — И он вошел в помещение.
Время шло.
Кто-то горластый громко крикнул:
— Погромщики, прочь отсюда!
— Прочь, прочь!
— Кто погромщики?
— Заткни рот!
— Я, что ли, погромщик?
— А откуда ты взялся? — крикнул горластый. — Покажи свой избирательный документ!
— А ты что, прокурор? — злобно огрызнулся неизвестный.
Провокатор поднял палку. Несколько здоровых рук вцепились в него и ее отняли.
— Драться будешь, стамболовская собака!
— Арестуйте его!
— Нашли кого арестовать! Это же, наверно, переодетый полицейский!
Вышел пристав Чаушев и сказал успокаивающе: