Спускаясь по мраморной лестнице, Александр Христофорович Бенкендорф едва не наступил на любимца Николая, большого пушистого кота Бонифация.
- А-а, - хрипло сказал Александр Христофорович. - Вот, звачит, какое отношение!
Христофор, значит, Бонифатьевич? А за подобное - по этапу в Сибирь - не угодно ли? И, согласно казиматному уставу, держать на исторической родине, пока яйца не отморозишь! Э-э, да ты, брат, кастрированный! Ты и не мужчина вовсе, а Дантес!
Так вот тебе короткий этап! - И Александр Христофорович пнул сибирского кота Бонифация носком ботфорта.
После ухода Бенкендорфа Николай сперва задумчиво барабанил пальцами по столу, затем достал из кармкна золотые часы с репетиром и откинул крышку. Часы заиграли приятный на слух минуэт, затем из них вылетела кукушка и сделала в комнате пакость. Николай переступил через пакость, подошёл к зеркалу и всмотрелся в собственное отражение.
- Страна холопов, - сказал он. - И ты, - он ткнул отражение пальцем в грудь, - первый хлолп всея Руси.
Совершенно обессиленный, опустился он в кресло, и, массируя пальцы обеих рук, прошептал:
- А, всё же, какой страшный человек, этот Бенкендорф... "На свете счастья нет, но есть покой и воля". Вот ведь подлец, Пушкин. Вот ведь скотина, Бенкендорф. Не приведи Господь оказаться просвещённым монархом... Когда понимаешь, что делаешь, и всё равно делаешь... Завтра же пошлю Пушкину своего учителя по стрельбе...
Тут в полуприкрытую дверь вошёл к царю на приём кот Бонифаций, обиженный, жаловаться на Бенкендорфа. Потёрся о голенище царёва сапога и, к удивлению своему, получил новый пинок.
- Пшёл.
Тем временем Александр Христофорович Бенкендорф, уже в личном своём кабинете, перебирая папки с важнейшими делами, импульсивно отложил их в сторону, показал кому-то дулю в пространство и, взяв новое дело, вывел на обложке: "Романов Николай Павлович".
* * *
- Только не притворяйся, что ты спишь, - услышал я сквозь полудрёму голос Руслана.
Из вредности мне захотелось ещё немного попритворяться. И тут же я получил сильнейший толчок в плечо.
- Так ты, татарчонок, драться? - вознегодовал я.
- Сам татарчонок, - весело огрызнулся Руслан и неожиданно навалился на меня всем телом: - Будешь обзываться? Будешь?
- Буду, - согласился я и ловким приёмом "спихиванье" сбросил Руслана с себя и навалился на него сам.
- Сдавайся! - приказал я.
- Лучше смерть!
- Если враг не сдаётся, его - что?
- Просят, как следует. Ходют, ноют, размазуют сопли.
- Вот я счас тебя размажу!
- Рискни здоровьем! - пыхтел Руслан, придавленный мною к одеялу.
- Где я тебе здоровье возьму? - пыхтел в ответ я.
- А чё?
- Курю много.
Руслан сделал змеиную попытку выскользнуть из-под меня. Я демонически расхохотался, ухватил его и произвёл адский приём переворачивания на живот.
- Счас я тебя отшлёпаю, - заверил его я. - А-та-та, а-та-та. - Я несильно захлопал ладонью по его костлявой заднице. - Это тебе за монголо-татарское иго, это за... чего вы там ещё, татары, натворили?
- Мама! - заверещал Руслан.
- Правильно! За маму. За папу. Много у тебя родственников?
- Никакой жопы не хватит, - горько признался Руслан. - Сдаёшься?
- Нет, - опешил я.
- Тогда я сдаюсь.
Тут зазвонил телефон.
- Пусти мой жопа трубка снять. - С перепугу Руслан перешёл на действительно татарский диалект.
Я отпустил его, и он подошёл к телефону.
- Алло? - сказал он, снимая трубку. - А, здрасьте, Анна Борисовна. Хорошо, спасибо, как вы? Чем занимаемся? Вот только что проснулись и сразу заспорили на исторические темы... Да, пожалуй, Ига победил в диспуте. Позвать его к телефону?
Момент. Ига, мама.
Я обречённо вздохнул и прошелестел босыми ступнями к аппарату. Ну, думаю, за что на этот раз?
- Бонжур, мама, - выдохнул я, взяв трубку у Руслана.
- Игорь. - Мамин голос звучал, как всегда строго-назидательно. - Ты ещё не успел взять трубку, а уже нагрубил.
- Чем же, мама?
- Своим обречённым вздохом. Мама не так уж часто звонит тебе. Ты же маме вообще никогда не позвонишь. Тебя не волнует, здорова ли мама, жива ли мама....
- Извини, мам, дел было много.
- Дел? У тебя появились дела? Ты устроился на работу?
- Всё не так страшно, - начал объяснять я. - А, вообще, да - я работаю. Я пишу стихи.
- Игорь. Работа - это то, за что платят. Вот что. Я хочу, чтобы ты сегодня же приехал ко мне. Нам необходимо поговорить, как ты будешь жить дальше.
- А, по-моему, без этого можно спокойно обойтись.
- Игорь. Не груби. В конце концов, я требую, чтобы ты приехал.
- Мама, ты же знаешь - наши разговоры всегда кончаются ссорой.
- Если ты будешь иметь терпение выслушать, что тебе говорят, и не грубить, ссоры не произойдёт. К сожалению, ты этого не умеешь.
- Умею. Я умею выслушивать советы, но не поучения.
- Игорь. Давай это обсудим не по телефону. Я жду тебя в два часа.
- Хорошо, мама, я буду. Что взять с собою - шампанское или коньяк?
- Ремень.
- Ай! - завопил я вдруг. Это умывшийся Руслан подкрался сзади и с оттяжкой хлестнул меня по голой жопе полотенцем.
- Игорь, перестань ёрничать, - строго сказала мама.
- Я не ёрничаю, - жалобно произнёс я. - Это Руслан тут дерётся.
- Детский сад. Вам уже обоим по двадцать семь лет. Тебе на следующей неделе исполняется двадцать восемь. Твой инфантилизм меня просто пугает.
- Не бойся, мам, эта болезнь не смертельна. Ай! - Русланчик хлестнул меня полотенцем по-новой.
- Для тебя - смертельна. Всё. По телефону с тобой беседовать бесполезно. Я тебя жду в два, если помнишь.
- С ремнём? - спросил я, но мама уже повесила трубку.
Я грозно повернулся к Руслану.
- Смерти ищешь? - процедил я.
- Реванширую, - объяснил Руслан.
- И как часто? - поинтересовался я.
- То есть... ты в каком смысле?
- Счас узнаешь, в каком. Дай-ка сюда полотенце. Ну, кому сказал.
Русланчик понурил голову и послушно отдал мне полотенце.
- Повернись.
Видя, что выхода нет, Русланчик ещё более понурился и повернулся.
- Не сильно, да? - попросил он.
- Это уж как получится.
Я натянул полотенце и... не ударил. Русланчикова попа смотрелась так беззащитно, так по-детски, что даже в шутку не хотелось по ней бить. Я несильно шлёпнул по ней ладонью и положил руку Русланчику на плечо.
- Ну, чего ты, мяфа.
- Так не будешь бить?
- Не буду.
- Почему?
- А мне тебя жалко.
- Ты это брось.
- Не брошу. Маленьких обижать нехорошо.
- Зато легко.
Мы не выдержали и расхохотались.
- Бедный ты бедный! - Русланчик потёрся своей небритой щекой о мою. Мамка тебя сегодня наругает. Ещё и ремнём выпорет.
- Ай! - автоматически воскликнул я. - Авось, не выпорет.
- Выпорет, выпорет. Я Анну Борисовну знаю. И поделом.
- Что значит - поделом? - возмутился я, отстраняя Руслана.
- Да ведь вас, Матушинский, драть надо. Уроков не учите, мышей не ловите.
- Что я вам, кот?
- Будь вы кот, никто б не требовал, чтобы вы учили уроки.
- А мыслимо ли требовать от пионэров, чтоб они ловили мышей?
- Конечно. А на субботниках?
- Русланчик, иди на хер.
- А я уже там, только ножки свесил.
- Ладно, давай лучше оденемся.
- Зачем? Мне больше нравиться голеньким бегать. Голый человек на голой земле.
Дидро-Руссо, Москва-Петушки, пятнадцать-ноль, авантаж Эдберг.
- Совсем крыша поехала, да?
- Ага, - обрадованно признался Русланчик. - С кем поведёшься, от того ума и наберёшься. Давай будем двумя психами?