- Одно дело знать, что там золото, другое - запустить в него руку по локоть.
- Какое золото? - хмельно насторожился Корнеич.
- Зубные коронки скифов, - огрызнулся Серёжка. - Так как, Игорёк?
- Скучно всё это, - ответил я.
- А килька в томате - весело?
- Веселей.
- Вот и выходит, что ты со всем своим Космосом - обыкновенный алкаш. Вроде Корнеича. Кроме как выпить и закусить - ничего не надо.
- Может быть.
- Тогда хоть посмотри, как я окунаюсь по локоть в золото, каким нечистым алчным огнём горят мои глаза, плюнь, потому что тебе станет противно, развернись на каблуках и гордо удались.
- Заманчиво, - сказал я.
- Не, ну какое золото? - всё приставал Корнеич.
- Слушай, Корнеич, - не выдержал Серёжка, - водка у тебя есть - ну, так сиди, пей и помалкивай.
Он взял со стола монтировку и, поднатужившись, вскрыл сундук. Заскрипели ржавые петли, хрустнул врезной замок. Крышка откинулась, и по сторожке запрыгали весёлыми бесенятами разноцветные зайчики преломлённого света. Корнеич привстал, вытянув бурую морщинистую шею, и тут же снова рухнул на стул.
- Спаси-помилуй, - пробормотал он.
Серёжка, хоть и был подготовлен к зрелищу, на несколько мгновений окаменел.
- И это всё... моё? - осторожно спросил он.
- Во всяком случае, можешь распоряжаться этим барахлом, как хочешь. Хочешь - с Колькой поделись, хочешь - с Корнеичем, хочешь - сам всё сожри. Я вот только, с твоего позволения, десяток монет золотых возьму.
- Да-да, - залепетал Серёжка, - бери, конечно... сколько надо.
- Братишки, - снова влез Корнеич, - я что-то в толк... Что это? Откуда?
- Не волнуйся, Корнеич, - сказал Серёжка, - у тебя просто белая горячка. Вот мы сейчас уйдём, а ты сосчитай до десяти, выпей ещё, и все болезненные видения рассеются.
Серёжка захлопнул сундучок, подхватил его подмышку, и мы с ним вышли из сторожки. Уже отходя, я не удержался и заглянул в окошко. Корнеич сидел на том же месте, прилежно шевеля губами: "четыре... пять... шесть..."
- Игорёчек, - прошептал Серёжка, - ты точно больше не хочешь ничего... кроме этих десяти монет?
- Хочу, - сказал я, - хочу гораздо большего. Но где ж его взять? Пока, Серый.
Когда будешь убивать меня, постарайся сделать это не больно.
Дождавшись автобуса, я сел по привычке у окна и поехал к отцу.
"Тоска какая, - думал я, глядя на заоконный пейзаж. - Это не у Корнеича белая горячка, это у нас белая горячка, это нам привиделись эти камни, это золото и ВООБЩЕ. Это нам нужно до десяти считать, а потом выпить для храбрости всю оставшуюся водку и застрелиться. Для чего, спрашивается, нужен был этот Высший Разум? Чтоб пугать старушку-вахтёршу, изумлять Кольку знанием, где у него спрятан коньяк, разоблачать Серёжкиного папу и отрывать какие-то дурацкие клады?
И вот это - Вселенная? Вот это - Бог? Вот это - ТО, ДЛЯ ЧЕГО? Это не Высший Разум, это какая-то тоска. Причём, отнюдь не серебряная. Предел мечтаний ростовщика, продажного журналиста-щелкопёра и теле-экстрасенса".
Я доехал до нужной мне остановки и вышел из автобуса. Уже успело стемнеть. По чавкающей слякоти я добрался до папиного барака-общежития и, преодолев унизительное сопротивление дверной пружины, ввалился в его тёплую вонь.
Папа встретил меня, как всегда, в валенках, сидя за застеленным газетой столом прямо на кровати и потягивая с прихлюпом чай из большой эмалированой кружки.
- Здравствуй, папа, - сказал я. - Ну, как дела?
- Да как обычно, - вяло ответил отец. По его голосу трудно было понять, рад он меня видеть или нет. - Проходи, садись. Чаю будешь?
- Чаю? - переспросил я. - Не знаю... Пожалуй...
Отец тяжеловато поднялся из-за стола, отдёрнул белую, слегка засиженную мухами занавесочку и взял с полки гранёный стакан.
- Второй кружки, извини, нет. Не держу. Не для кого. Из стакана будешь?
- Какая разница? - пожал плечами я. - Буду.
Отец заварил мне чай прямо в стакане. Чаинки медленно и скучно оседали на дно.
Отец неожиданно сделал таинственное лицо, показал, засучив рукав, пустую руку, с видом фокусника потянулся к оконной раме и достал из-за неё лимон.
- Красиво жить не запретишь, - сказал он. - Давай я тебе отрежу.
Я, вообще-то, не очень любил чай с лимоном, но отец так очевидно гордился произведённым эффектом, что я не захотел разочаровывать его и кивнул. Отец резал лимон хлебным ножом-пилой. Кусок получился толстый и корявый. Он с шумом плюхнулся в мой стакан, измазавшись не до конца осевшими чаинками. Отрезав себе кусок поменьше, отец сунул остаток лимона назад за окно.
- А вот от тебя опять водкой воняет, - неожиданно заметил он. - И что за радость?
- Никакой, - грустно согласился я.
- Так чего ж ты пьёшь?
- Ничего другого не остаётся.
- Как так?
- Да вот такая жизнь, папа.
- Какая такая?
- В том-то и дело, что никакая. Тяжёлая, одним словом. Озоновая дыра над Антарктидой, война на Ближнем Востоке, а Иди Амин, оказывается, вообще жён своих жрал.
- Тебе что, сынок, деньги нужны?
Где-то внутри я и расплакался и рассмеялся одновременно. Всё правильно, папа, - раз я к тебе пришёл, значит мне снова нужны деньги. Такой сыночек, как я, с иною целью не приходит.
- У нас как раз десять дней назад получка была, - продолжал отец, - так что на червонец могу раскошелиться. А через недельку приходи за вторым.
- Спасибо, папа, - улыбнулся я, - но деньги мне не нужны. Скорее наоборот.
- Что наоборот?
Я молча достал из кармана десять золотых монет и положил их на стол.
- Что это? - удивился отец.
- Возьми. Это тебе.
- Что это? - повторил отец.
- Тут золота тысяч на двадцать будет, - объяснил я. - А продать можно одному коллекционеру. Адрес я тебе дам. Или, если хочешь, могу сам к нему съездить, а тебе привезти деньги.
- Игорёк, ты слышал - я спросил что это?
- Говорю ж - золото, - вздохнул я. - Клад мы нашли. С Серёжкой. Не краденное, не бойся. Возьми себе.
- Зачем? - просто спросил отец.
- Ну, как, - устало сказал я, - всё ж ты мой отец. Выберешься из этой дыры, переедешь в какую-никакую приличную квартиру, заведёшь себе домашние тапочки вместо валенок, кота, телевизор купишь - я знаю что... Что захочешь, в общем.
- А зачем? - снова спросил отец.
- Ну, пап, ты даёшь, - несколько нервно рассмеялся я.
- Максимум, что я даю, - спокойно ответил отец, - это тебе червонец в месяц. Вот что, Игорёк, забери-ка ты эти монеты.
- Но почему? - спросил я, прекрасно зная, почему.
- Видишь ли, - начал отец, - во-первых, в валенках мне уютней и теплее, я ведь уже немолодой человек. А, во-вторых... Вот, чай у меня есть, лимон даже (отец по-прежнему гордился лимоном), хлеб есть, колбаска, картошку или, там, макароны всегда сварить могу. Иногда соседи по бараку зайдут с бутылочкой вина, а то и пива с рыбкой принесут. А чего мне ещё надо? Не хочу я менять свои маленькие радости на твои большие хлопоты. Так что монеты эти ты забери. И, если можешь, не обижайся на меня.
- По-моему, папа, ты познал Высший Разум, - сказал я, ничуть на него не обижаясь и стыдливо пряча монеты в карман.
- Не знаю, о чём ты толкуешь, но мне моя жизнь нравится. И менять я её не хочу.
- Ты счастлив, папа? - неожиданно спросил я.
- Я доволен. А будешь почаще приходить - чайку там попить, поговорить ещё больше доволен буду. Намёк понял? С соседями своими тебя познакомлю.
- Намёк понял, - ответил я. - Приходить буду. Ну, а с золотом этим что мне делать посоветуешь?
- А что я могу посоветовать? Матери, во всяком случае, не носи - не возьмёт, сам знаешь. У коллекционера своего на деньги обменяй. Друзьям раздай. Сдай в милицию. Или - Волгу знаешь? В неё кинь. И живи, как живёшь. Тебе же спокойнее будет.