Хотя Мири слегка улыбнулась воспоминанию, она возмутилась:
– Они были не ведьмами, а всего лишь глупыми, невежественными девчонками.
– А как насчет Парижа, когда я был таким грубияном. Ты прошла сквозь армию безжалостных охотников на ведьм, чтобы увидеться со мной. Я все еще не понимаю, зачем надо было так рисковать.
– Потому что я верила в тебя, Симон. – Посмотрев на него, она добавила: – До сих пор хочу верить.
– Не стоит, я только разочарую тебя. – Он поцеловал ее в лоб. – Спокойной ночи, моя дорогая. Запри за мной дверь.
Симон откинулся на стуле с бокалом вина. Странно! Он считал, что ночь – его время, такое удобное, когда тишина и длинные темные тени отгораживают его от остального человечества. Только он, Элли и бледная лента пустой дороги.
Но в эту ночь темнота и одиночество обступили его со всех сторон. Возможно, это были стулья и столы в опустевшей пивной. Пиллары убирались на кухне, оставив ему остатки ужина и несколько свечей.
Обычно Симон сидел спиной к стене, но теперь поставил свой стул так, чтобы видеть верх лестницы. Он сам отнес ужин Мири, но в комнату не вошел, а передал ей через дверь. Он предположил, что Мири уже крепко заснула, и пытался не думать о том, как она, теплая и нежная, уютно лежит в кровати, рассыпав шелковистые волосы по подушке.
В какой-то момент ему захотелось отдохнуть, чтобы подготовиться к завтрашнему дню, когда начнется опасная погоня. Он решил улечься перед дверью Мири, не заботясь о том, что подумают Пиллары о его странном поведении, и сильно сомневаясь, что кто-нибудь из них заметит что-либо.
Сняв кошелек с пояса, он распустил тесемки и отсчитал достаточно монет, чтобы заплатить за ужин и ночлег. Хотелось расплатиться с Пилларами, чтобы они с Мири могли уйти с первыми лучами солнца.
Но, положив монеты на стол, он заметил предмет, лежавший на дне кошелька. Нечто, к чему он сам редко присматривался, кроме тех ночей, которые казались такими же мучительно одинокими, как эта.
Со дна кошелька он вынул шестигранную коробочку, в которой хранилось то, что он украл несколько лет назад. От прикосновения к замочку крышка коробочки открылась, и Симон увидел в бархатной колыбели локон волос лунного цвета.
Он поморщился, вспомнив, как грубо забрал у Мири этот локон, прижав ее к стене гостиницы и отхватив ножом волосы. Он сделал это, чтобы напугать ее, чтобы она отстала от него подальше, чтобы не могла ослабить его видом своих нежных губ и пытливых глаз, чтобы не разубедила его следовать своему предназначению, которое, как думал надменный юноша, заключалось в том, чтобы преследовать зло и освободить Францию от колдовства.
Но это не объясняло, почему он хранил все эти годы локон ее волос. Возможно, это было его наказание, постоянное напоминание и упрек за все зло, которое он причинил ей, за то, что неоднократно предавал ее доверие. Господи, она должна его ненавидеть. Почему же она не испытывала ненависти? Он никогда не знал никого, подобного ей, с такой способностью к прощению, стремлением видеть только хорошее даже в таком безжалостном подонке, как он. Это его потрясало, умиротворяло и стыдило.
«Потому что я верила в тебя, Симон. До сих пор хочу верить».
О, проклятое искушение обнять ее и убедить сделать то же самое. Он заметил в ее лице достаточно желания, чтобы догадаться, как легко будет ее соблазнить. Утолить свою темную, израненную душу, выпив немного ее света, наполнить свою пустоту, спрятавшись глубоко в ее гостеприимной теплоте.
Несмотря на то, что ей было уже двадцать шесть лет, он чувствовал, что она еще девственница, ничего не знающая о том, как может поглотить ее огонь страсти.
Мысли Симона были прерваны тяжелыми шагами. Он поднял голову и вздрогнул, сообразив, что, задумавшись, потерял бдительность и не заметил появления другого путника, с виду благородного происхождения, несмотря на его испачканный в пути плащ, камзол и короткие штаны.
Симон внимательно рассмотрел гостя, но не заметил ничего настораживающего. Путешественник оглядел пивную, словно ища хозяина гостиницы. Потом увидел Симона и отвесил низкий поклон.
– Добрый вечер, месье.
Симон ответил коротким вежливым кивком и нахмурился, что означало исключение дальнейших любезностей. Незнакомец все понял и приблизился к его столу.
– Имею ли я удовольствие разговаривать с великим Ле Балафром, господином охотником на ведьм?
Голос прозвучал вежливо и деликатно, словно зашевелились кончики его светлых усиков. Но светло-карие глаза смотрели умно и внимательно.
Симон насторожился от расспросов незнакомца, хотя особенно не удивился. В этой части страны он был хорошо известен, часто к нему обращались за советом священники, магистрат и землевладельцы по вопросам колдовства. Обычно это были несущественные дела, основанные на истериках какой-нибудь нервной жены или суеверных страхах местных священников. Но иногда, учитывая активность Серебряной розы в последнее время, страх оказывался вполне обоснованным.
Усталый Симон ответил:
– Обращаетесь ли вы к Ле Балафру, зависит от обстоятельств.
– От каких, месье?
– От того, кто им интересуется и зачем.
Мужчина снова поклонился.
– Капитан Амбруаз Готье. Офицер королевской гвардии ее величества королевы Екатерины к вашим услугам, месье Аристид.
Хотя Симон не выдал своей тревоги, он опустил руку под стол и взялся за рукоятку кинжала.
«Королевская гвардия, чтоб я лопнул», – подумал Симон, осматривая неописуемый наряд Готье. Это был один из лакеев Темной Королевы, которых она посылала по личным делам, не предназначенным для общественной огласки, была ли это тайная переписка, шпионские задания или уничтожение врага.
Заставив себя непринужденно пожать плечами. Симон отхлебнул вина.
– В самом деле, месье? Так что же надо от меня королевскому гвардейцу ее величества? – произнес он с сарказмом.
– У меня для вас послание от ее величества, – сообщил Готье, любезно улыбнувшись. – Она желает видеть вас как можно скорее.
– До Парижа путь неблизкий.
– Ах, к счастью, королева совсем рядом, не более десяти лье отсюда, в резиденции Шенансо. Если мы отправимся прямо сейчас, обещаю, что очень скоро вы вернетесь в эту гостиницу. Даже останется время отдохнуть несколько часов до рассвета.
– Я не общался с ее величеством в течение многих лет. И она готова увидеться со мной сегодня ночью? Что, в самом деле, за спешка?
– Ее величество меня в это не посвятила, но… – Готье наклонился и тихо произнес: – Думаю, это имеет отношение к некоторым донесениям, которые вы присылали в Париж.
Симон скрыл удивление, беспокойно заерзав на стуле. Готье, должно быть, говорил про его донесения о Серебряной розе, которые он слал королю. Его величество уделял им столько внимания, что, вполне возможно, донесения отправлялись прямо на дно Сены. Возможно, Генрих вовсе их не видел, и они попадали в другие руки… к Темной Королеве.
Конечно, Симону хотелось, чтобы кто-нибудь прочел его рапорты, но только не она. Далее он был не настолько глуп, чтобы консультироваться с одной опасной колдуньей по поводу уничтожения другой.
Симон сжал в руке кинжал, от всей души желая не попасть, врасплох теперь, когда есть время обдумать ситуацию.
– У меня был долгий трудный день в седле, – медленно начал он. – Сообщите ее величеству, что я прибуду к ней в течение одного или двух дней…
– Месье Аристид, королева не должна ждать. Особенно наша королева. Мои инструкции были совершенно четкими: я должен привести вас к ней, как только найду – днем или ночью.
– А если у меня нет желания отправляться сегодня ночью?
Улыбка Готье никогда не гасла, но глаза его сузились.
– Увы, я должен доставить вас в любом случае, или своим ходом, или без сознания, перекинув через седло коня. Я бы не хотел доставлять вам неприятностей, но выбор за вами.
Готье поднял руку в перчатке, и Симон услышал топот ног за спиной. Люди Готье вошли в пивную следом за ними, несомненно, только ждали его команды. Симон не знал, сколько их, заметил лишь краем глаза двоих и догадался, что еще один стоит неподалеку.