— О, Мерлин, Гермиона, ты танцевала со всеми этими мужчинами в то время, когда на тебе не было белья? — картинно возмутился Люциус.
Сказал он это довольно громко, отчего Гермиона вспыхнула и отчаянно зашикала на него.
— Я серьёзно, Люциус. Я выпила сегодня свой первый за последние полтора года бокал вина, и на мне нет белья, понимаешь?!
Она обратила на него многозначительный взгляд, отчего на лице Люциуса засияла довольная улыбка. Он прижал Гермиону к себе, и его дыхание опалило ей ухо.
— Ну, даже не знаю, — насмешливо сказал он. — Мы же всё-таки на празднике, в общественном месте…
— Ты хочешь, чтобы я умоляла тебя? — с придыханием спросила она, втягивая ноздрями воздух, насыщенный его запахом, отдаваясь во власть охватившего её возбуждения. — Потому что, я готова сейчас на всё.
Рот у неё приоткрылся. Руки медленно спустились вниз, и, заведя пальцы под ремень на брюках Люциуса, Гермиона настойчиво притянула его к себе.
— Так, — с шумом выдохнул он, глаза его пробежали по залу, в поисках подходящего места для уединения, и он пробормотал: — У них же должен быть здесь какой-то приватный зал…
— Я согласна даже на чулан для мётел! — выдохнула Гермиона.
В следующий момент Люциус уверенно взял её за руку, и они направились к бару, где в этот вечер, как и всегда, работала девушка-метаморф, которую Гермиона запомнила ещё с того самого дня, когда почти два года назад встретила здесь Лаванду. Недолго побеседовав с ней, они выяснили, что в заведении и правда был один приватный зал, который сегодня, на счастье пустовал. Позвав администратора, Люциус быстро договорился с ним об аренде, и вскоре они с Гермионой уже вошли туда, попросив, чтобы им принесли чего-нибудь выпить.
Небольшой зал, где они теперь оказались, был непримечателен: два длинных дивана вдоль стен, да несколько низких столиков перед ними. Вниз, с потолка свисали светильники из тёмного стекла, источающие неяркий рассеянный свет, отчего в комнате царил мягкий полумрак.
Барменша принесла Люциусу и Гермионе два бокала с коктейлем весьма необычного фиолетово-чёрного цвета. Гермиона взяла один из них в руки и, сделав довольно крупный глоток, ощутила приятный кисло-сладкий вкус с пряным послевкусием.
— Что это? — небрежно спросил Люциус, устраиваясь на одном из диванов. Гермиона села напротив.
— «Чёрная метка» — наш фирменный, — ответила девушка.
— Спасибо, но с меня, пожалуй, хватит и той, что у меня была, — усмехнувшись, сказал тот.
— Я могу приготовить вам, что-нибудь другое, мистер Малфой, — произнесла она, и разноцветные волосы на её голове отчаянно помалинивели.
— Просто принесите мне огневиски и не беспокойте нас в ближайшее время, — он смерил её насмешливым взглядом.
Девушка кивнула и вскоре левитировала в зал поднос с бутылкой и уже наполненным бокалом. Люциус взял его в руки и, облизнув губы, сделал глоток.
— Ты зря не хочешь попробовать, — произнесла Гермиона, приподняв свой бокал с коктейлем, когда они остались наедине. — Очень даже вкусно.
— Я и так упивался слишком долго, — сказал он, имея в виду совсем не коктейль.
То ли оттого, что Гермиона давно не пила алкоголь, то ли оттого, что напиток оказался весьма крепким и замешан был явно на каком-то весьма непростом ингредиенте, но настроение у неё было теперь крайне игривое.
— Не хочешь попробовать даже из моего бокала? — Гермиона взглянула на Люциуса с вызовом.
Облизнув губы, она раздвинула ноги и, приподняв свою лёгкую юбку из небесно-голубого шифона, позволила ему полюбоваться собой.
— Из твоего бокала я готов выпить даже яд, — сказал Люциус, осушив и свой бокал до дна. Глаза его подернулись поволокой, и, ослабляя галстук, он добавил: — Покажи, как ты любишь себя.
Гермиона отставила бокал в сторону и, облизнув пальцы правой руки, медленно погрузила их в себя.
— Моя развратная девочка, — прошептал Люциус, начиная расстёгивать свой ремень.
— Что ты почувствовал, когда увидел меня сегодня разговаривающей с Виктором? — продолжая ласкать себя, спросила Гермиона.
— Наслаждение, оттого, что он всё ещё хочет тебя, но ты принадлежишь теперь только мне, — сказал Люциус, приспуская брюки и демонстрируя Гермионе, что он был уже готов.
Сладострастно вздохнув, Гермиона поднялась со своего места. Она небрежно скинула с ног туфли, сняла юбку, приспустила бретельки лифа, оголяя грудь, и опустилась Люциусу на колени, запуская пальцы ему в волосы. Поцеловав её в губы, Люциус обхватил руками бёдра Гермионы и вошёл в неё. Запрокинув голову, она застонала.
— Я видел сегодня столько обращённых на тебя вожделенных взглядов, — прошептал он, покрывая поцелуями её шею. — Все эти мужланы мракоборцы кружили тебя в танце, мечтая на самом деле только о том, что сейчас с тобой делаю я.
Люциус обхватил Гермиону за талию и, в следующий момент она уже лежала на диване на лопатках. Закинув одну её ногу себе на плечо, он вошёл в неё особенно глубоко.
— Не думай, что я не замечаю, как на тебя смотрят женщины, — вздохнула Гермиона.
— Ты о барменше? — хмыкнул он.
— И о ней тоже, — одной рукой она схватила его за ягодицу и начала активнее подаваться бёдрами ему навстречу. — Флёр весь вечер не спускала с тебя глаз.
— Держу пари, она пыталась понять, были ли в моём роду вейлы! — Люциус расплылся в улыбке.
Гермиона рассмеялась. Левая ладонь его упиралась рядом с её головой в диванные подушки, так что взору Гермионы представало теперь предплечье Люциуса, изуродованное бледно-розовыми шрамами, оставшимися после исчезновения чёрной метки. Раньше эти шрамы почему-то пугали Гермиону. Даже спустя все это время, что они были в браке, даже после рождения Розы, она всё равно старалась не обращать на них внимания, предпочитая делать вид, что у Люциуса их просто нет.
Гермиона знала, что временами шрамы болели. Периодически Люциус потирал их пальцами, но никогда не разговаривал об этом с ней. И всякий раз, Гермиона мысленно благодарила его за это, потому как подсознательно будто бы ещё боялась того, что когда-то было на их месте. Теперь же она словно увидела их впервые. А может Гермиона и правда впервые рассматривала их столь пристально? Очертания черепа и змеи…
В следующий момент она почувствовала, что Люциус остановился. Гермиона перевела свой рассеянный взгляд на его лицо. В глазах Люциуса отразилось смятение, губы дрогнули, он упёрся в диван другой рукой и захотел убрать левую руку от лица Гермионы, но она не дала ему сделать это, обхватив его запястье свой ладонью.
Медленно, не прерывая зрительного контакта, она приподняла голову и оставила нежный горячий поцелуй на том месте, где из черепа раньше выползала змея.
— Настало моё время упиваться, — прошептала она. — Упиваться тобой, полностью.
— Гермиона, — выдохнул Люциус, веки его дрогнули. — Любимая…
Гермиона прикрыла глаза и снова с трепетом припала губами к этим шрамам. Безобразным, уродливым, но таким родным, отчего они стали для неё прекрасными, и она уже не могла понять, как столько времени могла не обращать на них внимания, игнорировать эту продолжительную, болезненную часть жизни Люциуса. Пытаться смотреть на неё сквозь пальцы, делая вид, что этого и вовсе не было в его жизни. Краснеть всякий раз, когда кто-то напоминал ей о том, что он был Пожирателем Смерти, так, словно она стыдилась его. Гермионе показалось это таким несправедливым с её стороны, таким неправильным, отчего у неё из глаз даже покатились слёзы.