— Люциус! — раздался тихий голос Гермионы из-за двери.
По лицу его пробежала дрожь. Он совсем забыл о времени! Кровь ударила в виски. Скитер провалилась в обморок, и он отпустил её шею. Тело женщины безвольно съехало на пол. Люциус быстро посадил её в угол, приложив спиной к деревянной тумбе под раковиной.
— Люциус! — более настойчиво позвала Гермиона.
Он взмахнул палочкой, снимая с помещения изолирующие звук чары, дёрнул шнурок сливного бачка, пригладил рукой выбившуюся прядь волос и как ни в чём не бывало вышел из туалета, стараясь быстрее закрыть за собой дверь.
— Да, дорогая! — на лице его засияла белозубая улыбка.
— У тебя всё в порядке? — нерешительно спросила Гермиона.
— Да, я просто решил дать тебе возможность побеседовать с журналистом без меня. Он постоянно обращался ко мне, а я хотел, чтобы ты имела возможность высказаться.
— Тебя не было почти пятнадцать минут…
— Всего пятнадцать минут? — ещё шире улыбнулся он. — А я полагал не больше пяти.
— Люциус, — вздохнула Гермиона. — Я знаю, что ты не хотел давать это интервью, но, мне важно, чтобы мы оба… Ну, пожалуйста, — подойдя к нему ближе, она обвила руками его шею, — ради меня!
Её нежные губы коснулись его подбородка, и он невольно подался ей навстречу. Что-то неприятно липкое пробралось ему под сердце. В голове мелькнула безумная мысль взять и во всём ей признаться, но он только тяжело вздохнул.
— Хорошо, — сказал он. — Пойдём и покончим уже со всем этим.
Гермиона улыбнулась и пошла в зал. Люциус помедлил. До его слуха долетел невнятный шорох, раздавшийся в туалетной комнате, после чего всё стихло, и, натянув на лицо самую дружелюбную из всех возможных улыбок, он последовал за женой.
— На чём вы остановились? — спросил он, прислоняя свою трость к столу и опускаясь на стул рядом с Гермионой.
— Я как раз рассказала о том, что твоим патронусом тоже оказалась выдра. Надеюсь, ты не против? — улыбнулась она, и снова обратилась к мистеру Брауну: — Это конечно очень личное, но мне кажется, как нельзя лучше демонстрирует то, насколько изменился Люциус.
— Какая удивительная история! — воскликнул мистер Браун. — На моей памяти, далеко не у всех глубоко женатых и горячо любящих друг друга пар, одинаковые патронусы! Даже у нас с моей дорогой женой патронусы всегда были разные, и это было неизменно, увы, хоть мы и прожили душа в душу без малого тридцать лет!
— Я, признаться честно, — сказал Люциус. — И сам был весьма шокирован, когда обнаружил это. Не сразу даже понял, что за нелепое существо выскочило из моей палочки!
Гермиона засмеялась и шутливо толкнула его кулачком в бок.
— А как, позвольте спросить, на ваше желание жениться второй раз отреагировал ваш сын, Драко? Учитывая тот факт, что его мачехой в итоге стала Гермиона — бывшая сокурсница.
— Он воспринял это стоически, — произнёс Люциус.
— Прошу прощения за бестактность, но мне известно, что в школьные годы вы с ним не очень-то были дружны, — мистер Браун обратился к Гермионе.
— Дело в том, что мы с Драко уже достаточно взрослые люди, чтобы не держать друг на друга детских обид, — сказала она. — Время, в которое мы учились в Хогвартсе, было действительно сложным, но по прошествии лет все недопонимания между нами остались позади. У Драко у самого уже растёт сын, и, думаю, теперь он во многом, гораздо лучше понимает собственного отца.
Она положила руку Люциусу на колено и, повернув голову, обратила на него свой взгляд. Её медовые глаза сияли в приглушённом дневном свете, лившемся с улицы через окна кафе. Люциус невольно улыбнулся ей и накрыл её руку своей ладонью.
— О, вы оба так прекрасно сейчас сидите! — воскликнул мистер Браун. — Позвольте мне вас сфотографировать. Вот так!
Вспышка осветила помещение. Затем ещё раз и ещё.
— Ну, что ж, если у вас нет никаких дополнений, предлагаю на этом и завершить наше интервью, — заключил журналист, забирая с соседнего стола перо и исписанный им пергамент.
Люциус и Гермиона поднялись со своих мест. Распрощавшись с журналистом, они покинули кафе и, преисполненные удовлетворения, направились вдоль по Косой Аллее, не обращая внимания на пристальные взгляды и перешёптывания, доносившиеся до них со всех сторон.
***
Воскресный выпуск «Ежедневного Пророка» на первой странице которого красовалась огромная фотография Люциуса и Гермионы, глядящих друг на друга с неподдельным обожанием, разлетелся следующим утром по магической Британии и за её пределами невиданным доселе тиражом. Интервью, получившее целый разворот зачитывали до дыр и цитировали друг другу ещё не одну неделю. Реакции со стороны Риты Скитер не последовало.
Люциус не сомневался, что напугал в тот день журналистку в достаточной степени, чтобы она ещё когда-нибудь решилась опубликовать очередной лживый опус на животрепещущую тему, но понял, что отныне должен оставаться настороже. Это, впрочем, не помешало ему праздновать их с Гермионой триумф. В последующие после интервью дни, они просто не могли друг другом насытиться. Медовый месяц их продолжился.
Люциуса, конечно, беспокоил тот факт, что волею судьбы ему пришлось нарушить данное Гермионе обещание и решить этот неприятный вопрос в привычной ему манере, но Гермиона так была опьянёна эйфорией победы, что он посчитал средства оправданными, и не посмел бы нарушить своим чистосердечным признанием идиллию, которая воцарилась между ними. Главным, по мнению Люциуса, во всей произошедшей истории было только то, что истина в конце концов восторжествовала. Он смог очистить свою едва зародившуюся семью от грязной клеветы, которую столь опрометчиво попыталась нанести Скитер, а каким путём он этого добился, было моментом уже не столь существенным.
— Не могу поверить, что у нас получилось, — наверное, уже в сотый раз произнесла Гермиона однажды вечером.
Она нежилась в ванне. Под потолком висели зажженные свечи, которые неярко освещали комнату и лёгкая пена, плавающая на поверхности воды, переливалась в их мерцании всеми цветами радуги. Взяв с небольшого столика бокал с розовым вином, Гермиона вынула из воды одну ногу и положила её на край ванны. Она сделала глоток и, запрокинув голову назад, томно провела пальцами по своей шее и груди.
Люциус упивался этой картиной. Он снял с себя одежду и, аккуратно приподняв ногу Гермионы, сам сел на край ванны. Взяв в руки губку и зачерпнув пены, он начал медленно, с каким-то особенным трепетом обтирать её ногу. Гермиона пила вино и щурилась от удовольствия как кошка.
— Это была только верхушка айсберга, — произнёс Люциус. — Боюсь, что мы ещё не раз встретим сопротивление на своём пути, но я обещаю тебе, что мы справимся.
Опустив губку в воду, он приподнял её ступню повыше и прикоснулся губами к подушечке её большого пальца, спустившись, в конце концов, к нежной розовой пяточке. Гермионе стало щекотно, и она залилась счастливым детским смехом, пытаясь, не расплескав вина, вырвать ногу из его рук.
— Иди ко мне! — воскликнула она, получив, наконец, свою ногу обратно, и Люциус вошёл в воду, уровень которой сразу поднялся. Часть её выплеснулась через край и Гермиона снова засмеялась. Она уступила Люциусу место внизу, а сама легла на него сверху, и он прижал её к себе, лаская одной рукой её выглядывающую из воды, покрытую нежными мурашками грудь. В другую руку он взял бокал с вином и сделал глоток. Жизнь его была хороша как никогда, и он был готов уничтожить любого, кто бы посмел испортить это.