Но несмотря на то, что ее друзья яростно атаковали, Кэтти-бри поняла, что у них серьезные проблемы. Движения рук Энтрери были безупречны, когда он перемещал кинжал и саблю из одной защитной позиции в другую. Одновременное движение его ног все время ставило его в выгодное положение во время боя. Это был танец уловок, блоков и ответных выпадов.
Это был танец смерти.
Кэтти-бри уже видела нечто подобное ранее и слышала сплетни о лучшем фехтовальщике всей Долины Ледяного Ветра. Сравнение с Дриззтом До’Урденом было неизбежно; их изящество и движения были похожи, каждая часть их тела работала в полной гармонии.
Но кое-что сильно различало их, они были на различных полюсах морали, которая накладывала едва заметный отпечаток на стиль их боя.
Дроу рейнджер во время сражения был полон изящества, он был полон гармонии, и следовал своему пути справедливости с непревзойденной страстью. Но Энтрери лишь вселял ужас, этот невозмутимый убийца бессердечно устранял любое препятствие на своем пути.
Первоначальная ярость атаки дварфов начала остывать, и Фендер и Гролло удивлялись тому, что пол все еще не окрасился кровью их противника. Но в то время как их атаки начали утихать, Энтрери продолжал свое черное дело. Его лезвия были подобны призракам, на каждый выпад он отвечал двумя и тем заставил дварфов отступать.
Его движения были легки. Его запас сил был бесконечен.
Фендер и Гролло продолжали удерживать свою защитную стойку, но даже несмотря на все усилия, направленные на отражения выпадов, каждый находящийся в этой комнате понимал, что этого всего лишь вопрос времени, прежде чем смертоносный клинок достигнет цели.
Кэтти-бри не видела смертельного выпада, но она отчетливо заметила яркую полоску крови, появившуюся на горле Гролло. Дварф продолжал сражаться еще в течении нескольких мгновений, не обращая внимания на то, что не мог вдохнуть. Затем, вздрогнув, Гролло опустился на колени, схватился за горло и с булькающим стоном провалился в объятия смерти.
Ярость вновь овладела Фендером, несмотря на его усталость. Его топор раз за разом взмывал вверх, моля о мести.
Энтрери играл с ним, шлепая его плоской стороной сабли по голове.
Оскорбленный, взбешенный и полностью осознающий, что его превзошел более умелый противник Фендер решился на последний, самоубийственный выпад, намереваясь унести с собой в могилу и убийцу.
Энтрери сделал шаг в сторону, засмеявшись над этим безнадежным выпадом, и закончив сражение, глубоко погрузил свой кинжал в грудь Фендера, и когда тот споткнулся довершил дело ударом сабли в голову.
Слишком шокированная, чтобы плакать, слишком напуганная, чтобы кричать, Кэтти-бри немигающим взглядом смотрела как Энтрери вытаскивал свой кинжал из груди Фендера. Уверенная в неизбежности своей смерти, она закрыла глаза, когда кинжал стал приближаться к ней. Она ощущала его металл, теплый от крови дварфа, прикоснувшийся к ее горлу.
И затем дразнящее царапанье его лезвия на ее мягкой, ранимой коже, когда Энтрери медленно повернул лезвие в своей руке.
Танец смерти.
И вдруг она перестала чувствовать металл. Кэтти-бри открыла свои глаза в тот момент, когда кинжал занял свое место в ножнах на поясе убийцы. Он сделал шаг назад.
"Видишь”, – он дал ей простое объяснение проявления подобного милосердия, – “я убиваю лишь тех, кто стоит у меня на пути. Возможно даже трое из твоих друзей и смогут избежать встречи с моим клинком. Мне нужен лишь халфлинг”.
Кэтти-бри не пошла на поводу у ужаса, охватившего ее. Спокойным ледяным голосом она произнесла – “Ты недооцениваешь их. Они будут сражаться с тобой”.
С невозмутимой уверенностью Энтрери ответил, – “Значит они тоже умрут”.
Кэтти-бри не могла сражаться в хладнокровии с убийцей. Ее единственным ответом было лишь презрение к нему. Она плюнула в него, не задумываясь о последствиях.
Он ответил ей очередным ударом. Ее глаза помутнели от боли и на них навернулись слезы, Кэтти-бри провалилась во тьму. Но когда она теряла сознание, то успела расслышать удаляющийся жестокий, бессердечный смех, когда убийца покидал дом.
2
ГОРОД ПАРУСОВ
"Вот мы и добрались, парень”, – сказал Бруенор Вулфгару, когда они разглядывали Лускан с небольшого холма в нескольких милях к северу от города.
Вулфгар смотрел на представшую перед ним картину с замиранием сердца. Лускан был гораздо меньше любого южного города и даже меньше своего ближайшего соседа Уотердипа, расположенного в нескольких сотнях милях вниз по побережью. Но юному варвару, который провел всю свою жизнь среди северных племен и в маленьких поселениях Десяти Городов, укрепленный морской порт показался воистину роскошным.
На стене, окружавшей Лускан, располагались несколько охранных башен. Даже с такого расстояния, Вулфгар мог различить множество солдат, прогуливающихся по парапету, и кончики их копий ярко сверкали в свете нового зарождающегося дня.
"Выглядит не очень гостеприимно”, – заметил Вулфгар.
"Лускан не очень рад посетителям”, – сказал Дриззт, подошедший к своим друзьям. “Они могут открыть свои ворота для торговцев, но простым путешественникам обычно приходится уходить ни с чем”.
"Наша первая остановка там”, – проревел Бруенор. “И я намерен попасть туда любыми способами!”
Дриззт утвердительно кивнул, не став спорить. Он не посещал Лускан во время своего перехода в Десять Городов. Обитатели города, в основном люди, относились к другим расам с явным пренебрежением. И даже эльфов и дварфов, обитающих на поверхности они часто отказывались пускать. И Дриззт подозревал, что с темным эльфом они могли поступить гораздо хуже, нежели просто прогнать его.
"Я хочу позавтракать”, – продолжил Бруенор, и по его сердитому тону можно было понять, что ничто не заставит его свернуть с выбранного пути. “Если мы выступим немедленно, то достигнем ворот еще до полудня. Где этот Грохочущий Живот, будь он проклят?”
Дриззт оглянулся через плечо в направлении лагеря. “Спит”, – ответил он, несмотря на то, что ответ на этот вопрос всем уже был известен. С тех пор как друзья покинули Десять Городов, Регис каждый день ложился раньше всех и вставал позже всех (и все время не без посторонней помощи).
"Надо устроить ему взбучку!” – приказал Бруенор. Он повернулся к лагерю, но Дриззт положил руку ему на плечо и остановил его.
"Пусть халфлинг спит”, – рассудил дроу. “Возможно, будет лучше если мы подойдем к воротам Лускана в обманчивых сумерках”.
Просьба Дриззта смутила дварфа на какой-то миг – пока он не разглядел мрачное выражение лица дроу и тревогу в его глазах. Эти двое так сильно сблизились за годы их дружбы, что Буренор часто забывал, что Дриззт был изгнанником. Чем дальше они удалялись от Десяти Городов, где знали Дриззта, тем больше о нем начинали судить по цвету его кожи и репутации его народа.
"Ладно, пусть спит”, – согласился Бруенор. “Возможно, так даже лучше”.
Они неспешным шагом покинули лагерь чуть позже этим утром, но лишь для того, чтобы позже понять, что ошиблись в оценке расстояния до города. Они достигли ворот города чуть позже захода солнца, когда в небе уже начали проявляться первые признаки наступления ночи.
Строение выглядело также неприветливо, как и репутация Лускана: большая железная дверь утопала в каменной стене, а по бокам над ней возвышались две невысокие квадратные башни. Несколько голов в меховых шапках показались на стене над воротами и друзья явно ощутили, как еще больше глаз, и возможно луков, были направлены на них из темноты.
"Кто вы, пришедшие к воротам Лускана?” – раздался голос со стены.
"Путешественники с севера”, – ответил Бруенор. “Уставший отряд, проделавший немалый путь сюда из Десяти Городов что находятся в Долине Ледяного Ветра! ”